Майк Резник - «Если», 2002 № 04

— Он — голова! — с неожиданным почтением добавил Жерар Депардье.

Уселись так: мы с Витькой на заднее сиденье, Фоменко — спереди, возле шофера. Газик резво покатил по пустой улице.

Оказалось, что нас сзади трое. Справа от меня был Витька, слева — невысокий парень в очках, я была просто уверена, что его зовут Шуриком, но оказалось — Лешкой. Если бы Лешка носил ковбойку в крупную клетку, непременно с рыжим и коричневым, он был бы куда интереснее. Но клетка была бело-синяя.

Витька сразу же заснул, и неудивительно. После бессонной ночи и сытного завтрака машина именно так и должна была на него подействовать. Мне спать не хотелось — когда солнце так ярко светит, я спать не могу. И я прицепилась к Лешке. Он как раз положил на колени ноутбук и взялся за работу.

Витька довольно точно передал мне гипотезу бывшего бармена, которая почему-то работает, и я, увидев на сером экране рулон из зеленой сетки с пятнами, уже знала, о чем спрашивать.

— У нас проблема с вводными, — сказал Лешка. — Вот, скажем, вторая половина девятнадцатого века, Соединенные Штаты. Кое-ка-кая информация есть, и я могу посчитать. Но мне нужна информация по Африке, Азии и Латинской Америке. А ее нигде нет.

Он вывел на монитор американскую карту с подозрительно прямыми границами. Сбоку открылось окошко, и в нем поползла таблица:

1854 год, июль — город Селма, штат Алабама: Орион Уильямсон шел по газону и пропал.

1878 год, ноябрь — Квинси, штат Индиана: Чарлз Эшмор пропал на полпути к колодцу.

1880 год, сентябрь — Геллатин, штат Теннесси: фермер Дэвид Ленг шел по полю и пропал.

1889 год — Южный Бэнд, штат Индиана: Оливер Ларн пропал на полпути к колодцу.

— Вот, вот и вот, — белая стрелка соединила три точки треугольником. — И в двух случаях четко сказано про воду.

— А это важно? — спросила я.

— Очень важно. Каким-то образом вода оказывается самым лучшим проводником для потоков времени. Я посчитал: до восьмидесяти процентов случаев как-то связано с водой. Или колодец, или речной берег, или морской берег, или вообще остров. Остров Скай, Шотландия…

В окошко немедленно приехала нужная строка:

1849 год, 14 августа — остров Скай, Шотландия: с неба упала ледяная глыба весом около полутонны.

Я невольно перевела взгляд с монитора на Лешку. Конечно, я не взялась бы объяснить, откуда свалилась ледяная глыба, но предполагать, что ее приволокло откуда-то время, точно не стала бы.

Как выяснилось, команда энтузиастов подгребла под гипотезу Жерара Депардье вообще все непонятные случаи мировой истории. Особенно забавно было, когда дошло до селедочного дождя. Тут уже я стала спорить. Живую рыбу приносят смерчи — это и козе понятно. Фоменко повернулся и тоже начал обращать меня в свою хронопрокольную веру.

В марте 1918 года на пути из Буэнос-Айреса в Нью-Йорк пропал при полном штиле военный корабль США «Циклоп» водоизмещением в 20 000 тонн и с тремя сотнями экипажа. Это они тоже списали на прокол. По их мнению, кораблю больше просто некуда было деться — ведь военных действий в тех краях не велось. Вторым аргументом было: в январе 1968 года в Средиземном море буквально на ровном месте пропали израильская подводная лодка «Даккар» и французская подводная лодка «Минерва». Уж эти наверняка утащены потоком времени, потому что их тщательно искали и не нашли никаких следов. А если время уволокло субмарины, значит, оно же польстилось и на «Циклоп»!

Поняв, что это — мужская логика, против которой доводы рассудка бессильны, я попыталась вежливо перевести разговор на другую тему, и на меня посмотрели с сожалением. Леша вздохнул и опять с головой ушел в ноутбук, Фоменко же с риском повредить межпозвоночные диски продолжал меня обрабатывать.

— Да, мы сгребли все в одну кучу, — согласился он, — и дождь из рыбы тоже мог быть следствием смерча. Но у нас есть и документированные факты входа-выхода! Если в развертке четырехмерного пространства мы можем соединить попарно более восьми точек, то для любой другой точки входа можно хотя бы приблизительно посчитать точку выхода, а для точки выхода — точку входа.

— Ты про Терехова расскажи! — потребовал Жерар Депардье.

— Вот представьте: июль сорок первого, леса под Оршей, и рядовой Терехов совершенно случайно захватил в плен трех немцев. Их накрыло взрывной волной, но он очухался первым. Ну, поднял немцев на ноги и повел по тропочке. Набрел на старика. Спрашивает: «Дед, кому я могу пленных сдать? Где тут наши?» А дед в полном изумлении. Тот ему про Оршу, а дед: «Тут вообще-то Дальний Восток и одна тысяча девятьсот сорок восьмой год». В общем, забрали всех четверых в НКВД. Там не поленились, подняли все документы — точно! Терехов с сорок первого числится без вести пропавшим. Почесали в затылках и взяли с рядового подписку о неразглашении. Вот вам и две точки, вход и выход!

— Пятна, — подсказал Лешка.

— Ну, пятна — это уже твоя гипотеза, сам излагай.

— Ну… Давай лучше ты.

В конце концов, они заговорили хором. Смысл гипотезы был примерно таков. Требовалось для начала представить себе двухмерный мир и двухмерные же разумные существа в нем. Фоменко предложил вообразить муравьев на листе бумаги, Лешка тут же поправил — пренебречь их объемом и считать каждого муравья точкой. Если я коснусь пятью пальцами одной руки этого листа, то для двухмерных муравьев это будет появлением пяти овальных пятен на бумаге, пальцев они не то чтобы не увидят, а просто будут не в состоянии воспринять. Из чего следовало: плывущее по небу пятно вполне может оказаться проекцией на нашем убогом мире какой-то недоступной нашим чувствам четырехмерной штуки. Отсюда Лешка с Фоменко сразу протянули ниточку к летающим тарелкам и вообще ко всем висящим в воздухе круглым объектам.

Честно говоря, мне надоели и их восторг, и их самодельные маразматические гипотезы, и занудные перечисления годов, месяцев, фамилий, городов и стран. Все это подтверждало мою собственную гипотезу: мужчины и женщины — звери разных видов и говорят на разных языках.

Я притворилась, будто меня потянуло в сон. Я положила голову на плечо Витьке и прикрыла глаза. А они продолжали переговариваться вполголоса. Лешка вытащил на монитор следующий рулон из зеленой сетки, и они обсуждали вход и выход в городе Марсель, в каких-то особенно гнусных трущобах, на самой границе с заброшенным кладбищем. Я дала себе слово никогда в жизни не ездить в Марсель и действительно задремала.

«Газик» между тем, проделав по меньшей мере километров триста, свернул с шоссе, снизил скорость и покатил по большаку. Я сквозь дрему слышала голоса, иногда приподнимала ресницы и видела пейзажи. Потом оказалось, что мы едем лесом. Но это еще не были Семеновские болота, они начались только через два часа. Жерар Депардье остановил машину и разбудил нас с Витькой.