Фрэнк Херберт - Дюна

— Значит, твоя задача — говорить против Алии?

— Против нее? — Биджаз опустился на подушку у стены. — Моя задача — быть захваченным магнетизмом ее физической красоты. — Он улыбнулся, и на лице у него появилось выражение ящерицы.

— Нападать на Алию значит нападать на ее брата, — сказал Хейт.

— Это настолько ясно, что трудно разглядеть, — ответил Биджаз. — Но это правда: император и его сестра — одна личность, спина к спине, одно существо: наполовину мужчина, наполовину женщина.

— Так говорили Свободные в глубокой пустыне, — сказал Хейт. — Они восстановили кровавые приношения Шаи-Хулуду. Почему ты повторяешь их вздор?

— Ты смеешь называть это вздором? — спросил Биджаз. — Ты, который одновременно и человек, и маска? Да, но игральная фишка не может сама считать свои очки. Я совсем забыл об этом. И тебе трудно вдвойне, потому что ты служишь Атридесам как двойное существо. Твои чувства не так ясны, как твой мозг.

— Ты проповедуешь этот ложный миф о Муаддибе твоим стражам? — негромко спросил Хейт. Он чувствовал, как слова карлика опутывают его мозг.

— Это они проповедуют мне! — возразил Биджаз. — Они молятся. Почему бы и нет? Мы все должны молиться. Разве мы не живем в тени самого опасного существа во всей Вселенной?

— Опасное существо?

— Их собственная мать не захотела жить с ними на одной планете!

— Почему ты не отвечаешь мне прямо? Ты знаешь, мы можем допросить тебя по-другому! И получить ответ… так или иначе…

— Но я ответил тебе! Разве я не сказал, что миф реален? Разве я ветер пустыни, несущий смерть в своем животе? Нет! Я — слова! Такие слова, которые молниями ударяют в песок с темного неба. Я сказал: «Задуй лампу! Наступил день!» А ты продолжаешь говорить: «Дай мне лампу, чтобы я мог отыскать день».

— Ты играешь со мной в опасную игру! — сказал Хейт. — Думаешь, я не понимаю эти идеи цензунни? Ты оставляешь следы, такие же ясные, как птица на мокрой земле.

Биджаз хихикнул.

— Почему ты смеешься?

— Потому что у меня есть зубы и я не хотел бы, чтобы их не было, — умудрился выговорить Биджаз, не переставая хихикать. — Не имея зубов, я бы не мог их скалить.

— Теперь я знаю твою мишень, — сказал Хейт. — Ты был нацелен на меня.

— Эврика! Ты такая большая цель, как бы я мог промахнуться? — Он кивнул, будто бы самому себе. — Теперь я тебе спою. — Он замычал монотонно мелодию, повторяя одну и ту же музыкальную тему.

Хейт весь напрягся, чувствуя странную боль в позвоночнике. Он смотрел на карлика, видел молодые глаза на старом лице. От глаз к вискам тянется паутина тонких белых линий. Какая большая голова! Все черты замыкаются на большом рте, откуда доносится тягучий мотив. Этот звук наводит на мысль о древних ритуалах и народных преданиях, о старых обычаях, о полузабытых значениях слова. Что-то очень важное происходит здесь… очень смертельная игра мыслями наперекор Времени. Древние мысли звучали в пении карлика, как ослепительный свет на расстоянии, который все приближается и приближается, освещая жизнь через пропасть столетий…

— Что ты со мной делаешь? — выдохнул Хейт.

— Ты инструмент, на котором меня научили играть, — сказал Биджаз. — Вот я и играю на тебе. Позволь мне назвать тебе другие имена предателей среди наибов. Викурес и Кахиет… Джеддида, секретарь Корбы; Абумоджандис, помощник Баннарджи. Даже сейчас, в этот момент, кто-нибудь из них может вонзить нож в вашего Муаддиба.

Хейт лишь покачал головой, не будучи в состоянии говорить.

— Мы с тобой все равно, что братья, — Биджаз прекратил свое монотонное гудение. — Мы росли в одном и том же баке: сначала я, потом — ты.

Металлические глаза Хейта внезапно обожгло непереносимой болью. Красный туман окутал все вокруг. Он чувствовал, как его отсекают от всего, кроме боли. Все стало случайным, случай пронизывал материю. Воля его ослабла, съежилась. Она жила без дыхания и была различима лишь как слабое внутреннее освещение.

С энергией отчаяния прорывался он сквозь завесу боли. Внимание его сосредоточилось на Биджазе. Хейт чувствовал, как его взгляд прорывается сквозь слои карлика — слой за слоем, пока не осталась лишь сущность, выраженная символом.

— Мы на поле боя, — сказал Биджаз. — Теперь ты можешь говорить. Освобожденный этими словами, Хейт сказал:

— Ты не сможешь заставить меня убить Муаддиба:

— Я слышал, как Бене Гессерит говорила, что нет ничего прочного, ничего уравновешенного во всей Вселенной, ничто не остается постоянным: каждый день и каждый час приносят изменения.

Хейт тупо покачал головой.

— Ты считал, что наша цель этот глупый император, — сказал Биджаз. — Плохо же ты знаешь наших хозяев, тлелаксу. Союз и Бене Гессерит считают, что тлелаксу производят предметы. На самом же деле они производят орудия и услуги. Все может быть орудием — нищета, война. Война полезна, она эффективна во многих отношениях. Она стимулирует обмен веществ. Она вынуждает правительства к действиям. Она обновляет генетические линии. Она обладает жизненностью, как ничто другое во Вселенной. Только тот, кто понимает необходимость войны, достигает самоопределения.

Необычно спокойным голосом Хейт сказал:

— Странные мысли исходят от тебя. Я почти готов поверить в мистическое Провидение. Интересно, сколько за тебя заплатили твоим создателям? О тебе можно было бы написать сногсшибательный роман с захватывающим эпилогом.

— Великолепно! — воскликнул Биджаз. — Ты нападаешь, следовательно, ты достигаешь самоопределения.

— Ты пытаешься пробудить во мне насилие, — безжизненным голосом сказал Хейт.

Биджаз отрицательно мотнул головой:

— Пробуждаю — да! Насилие — нет! Ты носитель сознания, полученного при обучении. Я должен пробудить в тебе это сознание, Дункан Айдахо.

— Я Хейт…

— Ты — Дункан Айдахо! Уникальный убийца. Любовник многих женщин. Искусный фехтовальщик. Правая рука Атридесов на поле битвы. Запомни: Дункан Айдахо!

— Прошлое нельзя разбудить.

— Нельзя.

— Это еще никому не удавалось.

— Верно, но наши хозяева отрицают саму мысль, что чего-то сделать нельзя. Они всегда ищут подходящее орудие, правильную точку приложения силы, пользуются услугами подходящего…

— Ты скрываешь свою истинную цель! Ты набрасываешь пелену из слов, а они ничего не значат!

— В тебе есть Дункан Айдахо, — сказал Биджаз. — Твое сознание подчинится — эмоциям или бесстрастному рассмотрению, — но оно подчинится. Твое сознание прорвет экран подавления и вырвется из мрака прошлого. Оно и сейчас преследует тебя. Существо, живущее внутри тебя, проснется и будет повиноваться.

— Тлелаксу считают, что я их раб, но я…

— Молчать, раб! — сказал Биджаз громовым голосом, Хейт застыл.