Дмитрий Львов - Ноктюрн для водосточной трубы

— Надоело. Мотался, как собака, дома не бывал. Да и тупеть начал. Чуть, понимаешь, говорить не разучился. Нинка мне сегодня правильно врезала. Плюнул, остался. Всех денег не заработаешь.

— Ясно, Ну а сейчас как живешь?

— Нормально. Детей вот нет, жаль. Нинка не хочет.

— С тестем-то вы как помирились?

— Сам приполз. Куда ему деться? Он Нинку любит… Да он мужик ничего. Но нервов ты ему попортил!

— Признаться, по его поведению этого не заметно.

— Уже оклемался. А сначала орал. У него это запросто. Ты же в Энске? В газете?

— Верно.

— Так он в Энск звонил. С редактором твоим ругался.

— Когда это было?

— Да летом же! Когда ты первое письмо прислал. Я тебе точно скажу — 24 августа. Мы с Нинкой в Ялту собирались, а он билеты на самолет доставал, Я за билетами заехал — слышал.

— А потом?

— Что потом?

— Когда второе письмо пришло?

— Тут Нинка вмешалась. Приструнила папашку. Она из него веревки вьет, — Петр потянулся и встал. — Ну что, пошли? Разомнемся малость?

— Пошли…

На лыжне Георгий, набрав быстрый темп, вырвался вперед, а потом пошел медленней. Рассказ Петра удивил его не так уж сильно, он ожидал чего-то подобного. Тонким своим журналистским нюхом ощущал Георгий дразнящий запах сенсации, громкой истории и, может быть, даже скандала. Следует искать дополнительных свидетелей. Знать бы только, где они. Не Краснопольского же спрашивать… Хотя, позвольте, один — свидетель известен — некто М. Преклонный, собственной персоной проживающий в Живописногорске. Впрочем, есть вариант, что он переселился в более отдаленные места. Ушел, так сказать, навсегда. Ладно, после праздников займусь его поиском. Информацией у него не разживешься, но на других он вывести может. Чем черт не шутит?

Впереди затрещали кусты, и на лыжню вывалился Петр.

— Я по прямой протопал, — улыбаясь, сообщил он, — тут срезать можно!

Около половины седьмого наши приятели возвращались назад, неся на плечах лыжи.

— О, приехали, — указал Петр на широкий и респектабельный след "Волги", исчезающий во дворе дачи. — Сейчас я тебя с тещей познакомлю. Забавная старуха!

И они вошли в дом…

Горел камин.

От него навстречу вошедшим поднялся Глеб Евстигнеевич.

— Ну-с, как погуляли?

— Прекрасно, — отвечал Георгий, к которому, собственно, вопрос и относился.

— Я рад. Первого января мы по традиции встаем на лыжи всей семьей. Присоединяйтесь.

— С удовольствием.

— Петр! — крикнула Нина из кухни. — Иди сюда! Требуется мужская помощь.

Пробурчав что-то, хозяин дачи отправился на зов.

— С минуты на минуту должна появиться моя жена, — ясно проговорил Глеб Евстигнеевич. — Буду рад вас с ней познакомить.

— Если позволите, я предварительно хотел бы переодеться…

— О да, конечно, не смею задерживать.

С этими стариками сам невольно становишься манерным, думал Георгий, поднимаясь по лестнице за должной экипировкой. Когда же минут через десять он спустился вниз, то нашел в зале помимо Краснопольского высокую худощавую женщину, лицом смуглую, скуластую, с черными глубоко посаженными глазами и черными же замысловато уложенными волосами. Одета она была в длинное облегающее платье и выглядела значительно моложе своих лет.

Услыхав шаги Георгия, они прервали беседу.

— А вот и наш гость, — Глеб Евстигнеевич взял женщину под руку. — Позволь представить тебе, дорогая, Георгия Александровича Шатурова. Георгий Александрович, моя жена Гортензия Каллистратовна.

Женщина рассмеялась.

— Да, именно так. Гортензия Каллистратовна. Но я в этом прискорбном факте совершенно не виновата.

Сказавши так, она протянула руку. Георгий руку принял, подумал немного и поцеловал сухую кожу.

— Зовите меня тетушка Тези, — продолжала между тем женщина, — поскольку Гера — было бы слишком нескромно.

Георгий улыбнулся.

— А ведь он похож на Фильченко, — последовала немедленная реакция. — Право, Глеб, согласись, что чрезвычайно, просто чрезвычайно похож!

— На Рому?

— Нет! Ну как ты можешь?! Рома — блондин. На младшего — Ореста.

Да? Должно быть, — в голосе профессора уверенности в сем поразительном факте не ощущалось. Однако Гортензия Каллистратовна на интонации мужа внимание не обратила. Она вновь повернулась к Георгию:

— У нас на театре служил такой актер. Тому лет десять назад. Чрезвычайно талантливый и тонкий. Не улыбайся, Глеб, ты просто в нем не разобрался! Я с ним ставила "Женитьбу Фигаро". Ах, какой это был Альмавива!.. Вы никогда не занимались театром?

— У меня с ним довольно своеобразные отношения, — начал было Георгий, но Гортензия Каллистратовна его перебила:

— Постойте! — сделала она круглые глаза, — Георгий Шатуров? Вы — драматург?

— Некоторым образом.

— "Преклони колени" — ваша пьеса?

— Каюсь, моя.

— Голубчик мой, что же вы раньше-то молчали! — обиженным голосом воскликнула дама-режиссер. И обида была сыграна столь блестяще, что забыл Георгий о пятиминутном знакомстве, в силу краткости коего не мог он раньше известить о своих драматургических талантах. Забыл совершенно и потому устыдился.

Гортензия же Каллистратовна, взявши его за руку, продолжала вдохновенно:

— Мы обязательно поговорим о вашей пьесе и о том, что вы сможете создать для нашего театра. У нас еще будет время (пауза). А теперь мне пора (большая пауза) На кухню (горестный, но затаенный вздох).

При последних словах Георгий явственно узрел, как согнулись хрупкие плечи под бременем семейного долга, как опали трепетавшие минуту назад крылья и тяжелая женская доля снизошла на собеседницу. Она повернулась и крестным путем двинулась на домашнюю голгофу.

— У вас восхитительная жена, профессор, — искренне выдохнул совершенно очарованный гость.

— М-р-р-р, — ответил счастливец из кресла, в коем давно уже и уютно наблюдал за представленной сценой.

Вошел Петр.

Вошел и, вытирая руки о край хомутом висевшего на шее передника, проговорил неодобрительно:

— Ловок ты, Жорка. Уже в цивильное перебрался. А я для тебя шабашку нашел.

— Что за шабашка?

— Печь подтопить надо. Это в подвале.

— Нет проблем. Сейчас пойду переоденусь.

— Вообще-то, там в подвале халат есть, — заметил Петр. И добавил с сомнением в голосе. — Он ничего, чистый.

Зайдя даче в тыл, оказались они перед маленькой железной дверью в стене, за которой обнаружилась бетонная лестница, идущая вниз. По ней и привел Петр-ключарь друга своего к печи огненной. Была та печь генератором тепла, иначе говоря, котлом типа КЧМ-2, производства Каунасского завода сантехнических изделий. И была она потухшей.

— Елки-палки! — в сердцах произнес хозяин подвала, — а я-то думаю, чего холодно? Придется чистить. Тьфу!