Ольга Онойко - Ррит Тираи

Н’йирра выпустил детей, направил их к ручью, подталкивая в спины, велел вслух: «Пойдите, пойдите умойтесь, иначе ваши матери вас не узнают». Сам он развернулся и зашагал туда, куда вело его чутьё — в поле за речной излучиной.

По пути он разобрался в ощущениях и разделил их, как учёный разделяет объекты по таксонам. В действительности Н’йирра ничего не чуял, то есть — не воспринял никаких новых запахов. Странное чувство относилось к плотности воздуха, словно бы к самой структуре пространства. Будто нечто дрогнуло рядом. Впору сравнить с землетрясением, если бы воздух мог сотрястись сам по себе, вследствие движения незримых, неощутимых внутренних пластов… Летательный аппарат? Н’йирра допустил эту мысль, хотя гипотеза выглядела нелепой. Если о них наконец вспомнили, то сначала должны были восстановить связь, и уж потом — лететь в такую глушь, какой была Тираи. Возможно, это был чужой, не человеческий корабль? В любом случае он бы испускал запахи.

А запахов Н’йирра не чуял.

До самого последнего вдоха не чуял. И когда обогнул рощицу, выйдя на поле, когда собственными глазами увидел до боли знакомый силуэт ай’аххара — нос его всё ещё ничего не говорил ему. На какой-то неуловимый миг Н’йирре почудилось, что разум ему изменил, и он видит призрак. В самом деле, он столько мечтал о возвращении, и вот — вестник Отчизны перед ним. Благородный ай’аххар, звёздный странник, совершенный во всех своих элементах. О, дивные очертания, что не менялись тысячи лет! Корабль-песня, корабль-легенда. Радуйтесь, сердца старого Н’йирры, забудь, Н’йирра, о том, чем должен пахнуть звездолёт, едва приземлившийся…

Если он иллюзорный — почему приминает травы? Если настоящий — почему пахнет холодом и покоем?

Н’йирра не стал размышлять дальше. Он просто выпрямился, позволив системам корабля увидеть себя, и стал ждать. Ждал он недолго.

Ай’аххар выпустил трап, и по трапу сошли двое.

2.

— Р’йенра, — сказал К’хирилл, — летим со мной.

Когти Р’йенры остановились над металлической, изготовленной специально для людей клавиатурой. Он обернулся через плечо, потом повернулся вместе с креслом. Хманк стоял в дверях. Он выглядел так же, как обычно — тонкий и бледный, будто стебель, выросший в темноте. Бесстрастный и абсолютно уверенный.

— Куда? — только и спросил Р’йенра.

— Сейчас самое лучшее время, — объяснил певчий непоследовательно, повинуясь собственной извилистой, тайной логике. — И ещё неделю будет лучшее, а потом начнёт становиться хуже. Через год будет уже поздно.

Р’йенра давно привык к такому. Он улыбнулся новой странности К’хирилла.

— Я верю, — терпеливо напомнил он. — Но я хочу, чтобы ты объяснил.

Полупрозрачное лицо певчего сделалось удивлённым.

— Что?

Р’йенра засмеялся. Встал, подошёл вплотную, положил руку на холодное слабое плечо.

— К’хириш, — сказал он покровительственно, — всё с самого начала. Что ты услышал, что ты спел, а если не ты, то кто; куда надо лететь, зачем, к чему это должно привести. Только ты слышишь эту песню, ты один, помнишь?

К’хирилл заморгал и напрягся. Сейчас наставала самая важная минута: певчий хманк выныривал из своих внутренних бездн. Ему требовалась поддержка. Р’йенра взял друга за руки и усадил в кресло, ещё хранившее тепло его тела, а сам присел на пол перед ним и заглянул в глаза певчего снизу вверх. К’хирилл повиновался как кукла. Он тихо просидел с полминуты, держась за Р’йенру, потом лицо его ожило. Р’йенра начал ждать разъяснений, но вместо этого хманк тяжело задумался, хмурясь. Р’йенра забеспокоился о нём. Возможно, К’хириш ещё не вынырнул до конца. Если это так, если ему действительно становится всё труднее и труднее возвращаться к обычной реальности, то это очень плохой путь, и в конце его ожидает совсем плохое.

Но К’хириш встрепенулся и сказал:

— Мне трудно это тебе сказать. Не потому, что мне, а потому, что тебе.

— Уже что-то, — кивнул Р’йенра. — Эта песня как-то связана с моей расой?

— Напрямую, — К’хириш снова напрягся, так болезненно, судорожно, что Р’йенре стало его жалко. — Это о вас.

Сказать по чести, сейчас Р’йенру больше беспокоило состояние К’хириша, чем тайны, которые ему открылись. Тайны явят себя в свой срок, а вот срок жизни, отпущенный певчему хманку, может вдруг сократиться во много раз.

— Я надеюсь, ты будешь рад, — сказал певчий и странно прибавил: — В конце.

— Ты хуже анкайи, — сказал Р’йенра и заставил себя улыбнуться. — Как мы полетим?

К’хирилл прикрыл глаза и немного посидел так, потом встал, мягко отведя руки Р’йенры. Выражение болезненной усталости ушло из его черт, даже краска вернулась на щёки. Р’йенра вновь отметил странный эффект, о котором знал давно, но природы которого так и не сумел понять: каким-то образом он, Р’йенра, мог поделиться с К’хиришем своей силой, жизненной энергией. Это было как согреть замерзающего. Но всё же не вполне именно так. Иным образом, словно бы более глубинным и сложным.

Обычно это делали другие хманки — боевые хманки. Они умели согревать певчих, как холодные хманки умели успокаивать их чересчур возбудимую, расстроенную нервную систему. Холодные хманки снимали генерализованную тревожность, боевые — давали певчим силы жить, а сами певчие обладали властью. Нужно было досконально знать физику скрытых измерений, чтобы хоть отчасти понять природу этой власти. Тем, кто не занимался высокой наукой, оставалось лишь подмечать внешнее.

К’хириш был потомком нескольких поколений великих певчих. И он родился слишком сильным и слишком слабым. Много лет жизнь едва теплилась в нём, потому что ни один хманк не мог согреть его по-настоящему. Отчаявшись, дед К’хириша обратил разум к музыке внешней бездны. Он искал пути спасти внука и нашёл их. Ответ, как часто случается, оказался совсем рядом и был очень простым. Помочь К’хиришу мог представитель другой расы.

— Дед увидел вероятность одновременно со мной, — сказал К’хириш уже нормальным голосом, строя речь в соответствии с нормальной логикой. — И он заранее обо всём позаботился. Корабль уже готов. Позвони М’рхайре.

Р’йенра уселся в своё кресло.

— Ты знаешь, что он согласится, конечно, — сказал он со смешком. Вот к чему трудней всего было привыкнуть: певчий никогда не задавал вопросов и не спрашивал согласия, потому что всегда знал заранее.

К’хириш улыбнулся.

— Прости. Я опять забыл.

В задумчивости Р’йенра облизнул клыки, и улыбка покинула его лицо.

— Ты ведь не только это знаешь, — сказал он К’хиришу.

— Да, — К’хириш опустил голову. — Почти минуту. Но не важно. Ты будешь. А!.. прости, — и он перевёл со своего птичьего языка: — Я знаю заранее почти каждую минуту этого путешествия. Но это твоё путешествие, Р’йенра, а не моё. Твоё и М’рхайры. Вас ждут… разные вещи. Хорошие, плохие, очень важные.