Фредерик Пол - Джем

Но почему?

Но спасибо папе и его последнему подарку! Тонна оружия и патронов уничтожена, но в последнем корабле осталось еще не меньше тонны. Там же есть палатки и пища. Самолет Каппи был прошит пулями, но есть запасные части для его ремонта. И самое главное: шесть килограммов плутония остались неповрежденными и нетронутыми. Убитых, конечно, не заменить. Хуже всего, что появились искалеченные. Теперь они будут обузой. Нгуен Дао Три потерял ногу и много крови. Шестеро получили сильные ожоги. Двое серьезно ранены. Легкораненных тоже очень много. Теперь нужно выделять людей для ухода за ними. Для того, чтобы вместить всех пострадавших даже не было большой палатки. Поэтому их уложили на тюфяки прямо на улице, и если снова пойдет дождь, то их положение будет незавидным. Но пока что для них сделано все, что можно, думала Мэгги, идя между ними.

Один человек привстал при приближении Мэгги. Это была лейтенант Кристианидис. Весь бок ее был забинтован. Видимо, она получила сильный ожог.

— Полковник,—сказала она,— я покинула свой пост у радио...

Мэгги взглянуа на доктора, и та покачал головой.

— Ложись, Крис. Расскажешь мне после.

— Нет. Я ол райт. Когда они прострелили палатку, я выбежала, но оставила работать магнитофон. Я записала весь их разговор. Только говорили они на разных языках.

— Спасибо. Теперь ложись,— приказала Мэгги и крикнула: — Дэнни! Проверь радиорубку. Если магнитофон работает, позови меня.

Он плохо выглядит, подумала она, когда Дэнни положил на землю узел с одеждой и, не говоря ни слова, направился к радиорубке. Впрочем, все мы выглядели не лучше. Особенно я сама. Палатка Мэгги была полностью уничтожена, и сейчас она была одета в одежду женщины, которая погибла. Одежда не подходила ей по размеру: женщина была выше и толще.

Когда Дэйлхауз позвал ее, она уже забыла, зачем послала его. Но она пошла к радиорубке. Палатка была цела. В ней были видны только пулевые отверстия. В палатке уже была Ана Димитрова. Дэйлхауз запустил пленку, а Ана надела наушники и приготовилась переводить.

— Сначала один из пилотов сказал: "Мишень!" и база подтвердила. Затем несколько раз включались передатчики пилотов, как будто они хотели говорить, затем заговорила база: "Задержать операцию. Не атаковать!" И тут один из пилотов — по акценту египтянин — сказал: "Удар нанесен. Мы заставили замолчать их ракетные установки. Примерно двадцать пять человек убиты". Затем какое-то время бормотание, которого я не могу понять и снова база: "Приказываю. Немедленно прекратить операцию". Затем слова другого пилота; "Мы барражируем над водой, наблюдаем, ждем дальнейших инструкций". С базы последовала инструкция возвращаться, не возобновляя нападения. После этого на ленте ничего, кроме инструкции по посадке.

— Это все? —спросила Мэгги.

— Да, полковник, больше ничего.

— Но почему же они переменили решение в ходе операции? — спросила Мэгги.

Ни Дэнни, ни Димитрова не дали ответ. Но она и не ждала его. Дело не в этом. Гризи объявили войну, и если они решили закончить ее посередине, это их проблема, а не ее. Она не пойдет назад. Для Меннингер атака на ее базу решила все вопросы. Так что теперь не было вопроса, зачем. Оставался один вопрос: как? Как навязать им сражение и выиграть его?

— Ты можешь копать с такой раной в плече? — спросила она Дэнни.

— Думаю, да. Она не кровоточит.

— Тогда помоги Капелюшникову копать могилы. Димитрова, теперь ты будешь радиооператором. Никаких передач. Только слушай. Если Гризи будут переговариваться, я хочу знать о чем.

Она оставила их и пошла в одну из уцелевших палаток. Она хотела побыть одна, чтобы подумать. Мэгги закрыла за собой дверь, села и закурила сигарету, глядя в пространство.

У нее не было сомнений, что она выиграет войну, потому что у нее осталась могущественная карта. И не одна. Например, плутоний. Вторая карта — небольшой пульт майора Вандемира. Ведь на орбите есть еще четыре спутника. Один ударит по основной базе Гризи, второй — по базе на Фарсайде. Она может сделать это в любой момент.

Основная трудность заключалась в том, что она не хотела уничтожать технику Гризи. Она хотела сохранить ее для себя. Так что спутники и бомбы были бы весьма нежелательны.

Нет. Это должна быть наземная операция. Может быть с плутонием, если его правильно заложить в нужное место. Конечно, жаль, что Гризи опередили ее с ударом и уничтожили ракетные установки. Но это не катастрофа. Жаль, конечно, что теперь уменьшилось количество боеспособных солдат. А с кем же тогда она пойдет в рейд? Мэгги Меннингер только что приняла решение, определяющее будущее человечества на Джеме, хотя и сама не знала об этом.

— Единственное хорошее во всем этом,— сказал Дэйлхауз Капелюшникову,— заключается в том, что объекты, которые уничтожены, в основном, военные. По крайней мере, теперь мы можем заняться тем, для чего прилетели сюда: научной работой.

Капелюшников хмыкнул и выбросил из ямы несколько лопат земли.

— Да, конечно,— он вытер пот с лица.— Только один вопрос: какова настоящая цель экспедиции?

— Выжить! И сохраниться! Бог знает, что произошло на Земле. Может быть, мы единственные оставшиеся люди, и все плоды нашей пятитысячелетней цивилизации здесь: и достижения науки, и литературы, и музыки, и искусства.

— Слишком огромная ответственность для двух гробокопателей,— заметил Капелюшников.— Конечно, ты прав, Дэнни. У нас в Советском Союзе говорили: любое путешествие начинается с первого шага. Какой шаг сделаем мы?

— Ну...

— Нет, подожди. Вопрос чисто риторический. Первый шаг очевиден. Когда закончим копать могилы для наших ушедших друзей, ты, Дэнни, пойдешь к полковнику и доложишь, что можно начинать погребальную службу.

Он воткнул лопату в грязь и сел. Он выглядел крайне раздраженным. Впервые Дэнни видел его таким.

Он сказал:

— Ол райт. Мы слишком устали. Нужно передохнуть.

Пилот покачал головой, затем улыбнулся.

— Я не только устал, Дэнни. Я ведь русский. А это очень тяжелая ноша. У нас в СССР есть другая пословица: сотня лет больше, сотня меньше — какая разница? Но я скажу тебе правду, Дэнни: все пословицы — чушь. Я знаю, что мы делаем: я, ты, все мы. Мы делаем, что можем. Не так много, как хотелось бы, но все, что можем.

Дэйлхауз положил лопату и направился к штабу, размышляя. Тяжелая ответственность! Если хорошенько подумать, то станет ясно: все сохранить невозможно. Слишком много невосполнимого будет утеряно — уже утеряно. Слишком мало шансов на то, что уцелеет Триумфальная арка, Британский музей, Парфенон, не говоря уже о миллиардах человеческих жизней. Дэнни с трудом сознавал, что никогда ему не услышать симфонию, увидеть балет, ужинать в российском ресторане на крыше небоскреба... Столько утеряно навсегда! И столько еще будет утеряно...