Альфред Бестер - Миры Альфреда Бестера. Том 3

— Какой Херой? Это доктор Блэз Шима!

— Герой-херой, сокращенно от Хирошимы. Замани его в постель, ЧК, и узнаешь почему.

Гретхен плотнее сжала губы.

— Так вот какое твое скрытое намерение, — заметила Ильдефонса. — А что с ним произошло?

— Не знаю. Поэтому ничего не могу сделать. Ильдефонса заскользила, примериваясь, вокруг Шимы.

— Так-так, Херой. Давненько с тех пор… Соскучился, козлик?

— Меня зовут Хоч, дорогая. Можете обращаться ко мне «господин Хоч».

— Богу известно, что раньше любая девица завопила бы «Хочу!», козлик. Он что, не узнает меня? — бросила через плечо Ильдефонса.

— Он никого не узнает.

— И себя самого?

— Он думает, что он — какой-то придуманный им тип по имени Хоч.

— А ты желаешь избавиться от этого типа?

— Это было бы лучше всего — чтобы он пришел в себя.

— Есть идеи?

— Ты — моя единственная идея. Я подумала: «Только Нелл сможет привести его в сознание».

— Благодарю, но я обычно довожу их до полной потери сознания. Я не очень-то разбираюсь в обратном. Возможно, меня это позабавит. Хочешь, чтобы он вспомнил, что он — Шима?

— В том-то и загвоздка.

— М-м-м… — задумалась Ильдефонса. Г-н Хоч излучал на нее улыбки, напоминая симпатичного римского сенатора. — Погоди-ка. Херой, а это помнишь?

Она затянула своим пронзительно-высоким голоском:

Ильдефонса хихикнула.

— Ты всегда от этого тащился, помнишь, Херой? Балдел, когда я пела и танцевала под эту песенку.

— Меня зовут Хоч, дорогая. Можете обращаться ко мне «господин Хоч».

— Слушай, ЧК, да он совсем съехал. Этим номером его всегда можно было довести до того, что он из штанов выпрыгивал. Херой считал, что я — невинная крошка, распевающая похабщину, которую сама не понимаю.

— Ну и промазал!

— Это только для примера. Он и вообще не очень-то соображал. Может, мне станцевать? Танец с раздеванием.

— Можно, конечно. Погоди. Надень вот это. Ильдефонса поглядела на кабошон в руке Гретхен.

— Что это?

Гретхен почувствовала некоторое облегчение.

— Неограненный алмаз.

— Ты хочешь, чтобы я его надела?

— Пожалуйста.

— Куда? На мне и нитки не останется.

— Вставь в пупок.

— Боже… Сюда? Но как?

— На гримерном клее.

— И зачем мне его надевать?

— Это ключ к запертому ящику.

— Чей ящик-то?

— Его.

— Похоже, что со времени нашего знакомства он обзавелся Чудными замашками.

— Именно так. Нет, Нелл, он не должен видеть, как ты его нацепляешь; нужно, чтобы камень сверкнул для него неожиданно. Зайди ко мне в спальню.

Ильдефонса кивнула и прошла в дверь, которую Гретхен придержала для нее. Она вышла очень скоро, позаботившись, чтобы дверь осталась открытой.

— Крутая постелька, — одобрила она. — Вполне может сделать лечение захватывающим. Эти зеркала!.. Ну-с, начинайте отсчет!

— Мне оставить вас?

— Зачем? Вдруг узнаешь что-нибудь полезное.

— Всегда есть место для усовершенствования, — сквозь стиснутые зубы согласилась Гретхен.

Ильдефонса стала в позу перед господином Хочем и снова запела, довольно неуклюже подтанцовывая. («Паршивая координация в вертикальном положении».) Чешуйный доспех из салатных блесток мог сниматься по частям — в стратегическом порядке («Задумка была вовсе не для танцев».) Ильдефонса, не глядя, разбрасывала куда попало клочья чешуи, пока не обнажилась до слепяще розовой наготы — для бравурного финала. Она томно извернулась, выставляя на обозрение все свои сочные выпуклости, и внезапно застыла в призывной позе — прямо перед господином Хочем. Гретхен подавила рычание.

Алмаз замер перед его глазами. Господин Хоч уставился на камень. Потом глаза его скользнули к венерину холмику, поднялись к грудям и остановились наконец на лице Ильдефонсы. Он позеленел.

— Но… но ты ведь Илди, — неуверенно начал он. Глаза его устремились к алмазу. — Как… Что ты… Почему на тебе камень Гретхен? — Он встал, покачиваясь, озираясь в недоумении. — У меня ничего не связывается.

Ильдефонса протянула к нему пухлые ручки.

— Пошли, козлик. Свяжем все по новой.

— Но ведь… Я… Это же сейчас. Это не тогда. Сейчас. — Голос его окреп. — Боже милосердный, что у нас с тобой происходит, Илди? Почему ты здесь? В таком виде? С алмазом Гретхен. С этими твоими штучками времен Ипанемы. Господи, да я год назад от тебя отделался!

— Я вынула ее из ящика, Блэз, — тихо сказала Гретхен.

— Но… Но алмаз!

— Я попросила ее надеть алмаз.

— Почему?

— Потому что это ключ.

— Откуда ты меня вытащила?

— От господина Хоча.

— О Боже! Боже милостивый!

— Все в порядке, Херой, — мягко сказала Ильдефонса. Она запустила руки ему под тогу. — Уже все в порядке. Ты вернулся. Я вернулась. Мы оба снова в самом начале. Пошли, козлик. — Она подтолкнула его к спальне.

Шима вгляделся в ее лицо. Она ответила ему томным взглядом. Шима посмотрел на Гретхен. Ее взгляд был твердым. Он снова перевел взгляд с одной на другую, осторожно развернул Ильдефонсу и подтолкнул в сторону спальни. Казалось, он двинулся следом, но он просто сбросил тогу и окутал ею плечи Ильдефонсы.

— Прощаются навсегда, — сказал он. Ильдефонса изумленно обернулась. Шима подошел к Гретхен.

— Что теперь?

— Благодарю за вручение короны.

— У тебя не было соперницы.

— По-моему, была.

— Что теперь? — повторил он.

— Что? Бегом к тебе в лабораторию — и полет на Pm. Нам нужно нанести визит в Фазма-мир. — И, через плечо, остолбеневшей Ильдефонсе: — Ты обсчиталась, Нелли. Со мной всегда нужно искать третий скрытый смысл. Алмаз можешь оставить себе.

— Блэз?

— Я здесь, Гретхен.

— «Здесь» — это где?

— В твоем Подмире. Помнишь, мы всадили себе по миллиграмму Pm у меня в лаборатории?

— Здесь страшно!

— Здесь потрясно. Прости, Гретхен, что я не въехал в твою теорию Подмира. Я был неправ.