Владимир Петров-Одинец - Нечаянный колдун

Валентин фыркнул:

— Бред!

Дик горячился, как и в споре с соотечественницами, энергично жестикулировал, обращался то к одному собеседнику, то ко второму. Его волнистые длинные волосы, собранные слабой резинкой в объемистый хвост, растрепались. Длинные прядки, мешавшие глазам, он отбрасывал резкими движениями и восклицал:

— Хорошо, зарождение христианства для вас слишком давно. А ваши старообрядцы, староверы? Двести, триста лет, это совсем ничего, согласны? Пусть Никон их гнал, истреблял, но ведь они сохранили память тех времен. Неужели вам не интересно услышать слова современника, о том, как выглядел кинг Алексей, или Питер Фёст?

Арнольд согласился:

— Интересно. Только я думаю, что твоя идея будет реализована не скоро. А если и будет реализована, то мы не вдруг поймем, что говорит нам собеседник. Ты знаешь, как отличаются языки, даже близкие? Я с трудом понимаю белоруса или поляка даже на слух, твой старославянский вообще не смогу расшифровать. А произносить по современному, и вовсе…

— Ерунда, Дик наш акцент понимает, а мы его…

— Да, йяа плёха коворит рюски, — подтвердил собеседник, собирая рассыпавшиеся волосы в пучок, и дискуссия завершилась дружным смехом.

Тегенюр, третий кам рода ойротов, младший шаман, да еще и полукровка, всегда старался оправдать свой статус. У него лучше всех получалось лечение, он дальше всех видел, а духи подчинялись ему гораздо охотнее, нежели старшим. И неудивительно! Кто использовал каждое дежурство у Кызыл-таг для камлания? Непосильное дело для стариков, и Тегенюру давалось с усилием, конечно, но давалось же! Он уставал чертовски, однако упорно накачивал не только душевные, а еще и физические силы. Ежедневные пробежки, отжимания и подтягивания сделали тело мускулистым.

Младший кам не курил, ел ровно столько, чтобы не затечь салом, не округлиться шарообразно, подобно старшему. Зато много и усердно учился у всех, из любого рода. Старики посмеивались — недостойно для зрелого шамана признаваться в незнании чего-либо. Но молодой кам репутацию не берег. И слишком прост был, охотно готовил амулеты для сородичей. Вот и шли к нему люди. Как при любой тренировке, незаметно шлифовались навыки, прибавлялась колдовская сила, открывалось дальнее зрение. Он уже влегкую обнаруживал шаманские самострелы, обильно настороженные в астрале. Видать, много обиженных камов скончалось тут, пылая жаждой мести к более сильным коллегам!

Тегенюр не пытался обезвреживать их. Достаточно, что наловчился проходить, не подвергаясь опасности. Это просто — выставляешь впереди себя колотушку с бубном и отклоняешь стрелу вверх, когда автор самострела ниже тебя или в сторону, когда выше. Не по статусу, по силе выше. Всё чаще Тегенюр оказывался сильнее. Особенно здесь, рядом с главной ценностью предков, где энергия наполняла его мгновенно, делая легким и стремительным.

Удивительное состояние, когда мысль подчиняла себе духа верхнего мира, и тот брал основной вес камова тела на себя — пришло к Тегенюру впервые именно здесь. А вчера, камлая у ритуального костра, чтобы отправиться в дежурный осмотр окрестностей, третий кам вдруг высоко подпрыгнул и взмыл в воздух метра на четыре. Его шаманские одеяния, весом без малого килограммов под тридцать, широко распахнули полы, зазвенели нашивками, когда он приземлился на вершину Кызыл-таг. Трое сородичей-охранников утратили дар речи.

Так младший кам воспринял помощь верхнего духа, усердно мчащего временного хозяина к чертогам Ульгена. И бубен-тунгур, верный конь, отбивал ритм галопа под пальцами хозяина без единого сбоя, приближаясь к седьмым вратам. Но помешали! И Тегенюр с сожалением повернул назад. Рассмотреть близких пришельцев, оценить силу, вычислить мощь! Быстрее, быстрее! Родовой реликвии может угрожать опасность, если чужой почует ее. И, судя по цвету джулы, один причастен к магии. Значит, представлял опасность.

Разведав основное, младший кам вернулся в тело, за которым присматривала небольшая часть сознания. Здесь, у священной горы Кызыл-таг, у алтаря Небесного марала, удивительная для непосвященных способность камов-шаманов находиться сразу в двух местах — в теле и в любом из трех сущих Миров, была невероятно сильна. Для Тегенюра, во всяком случае. Поэтому он успел внимательно рассмотреть чужака. И, даже вернувшись из транса и целиком войдя в собственное тело, он помнил — жесткое, острое сознание принадлежало женщине. Злой женщине. Но, по счастью, очень слабой шаманке.

После обеда Дик схватил бензопилу и топор.

— Ты куда?

— Внутрь пойду. Моё право, — отмахнулся тот от Егора.

Но начальник экспедиции был дока. Ответственности за иностранную часть экспедиции с него никто не снимал, а беззащитным «козлом отпущения» он становиться не собирался. Обеспечить достаточное оправдание — несложно, если умеешь манипулировать людьми. Ну-ка, американец, покажи свой строптивый нрав, да при свидетелях:

— Кроме права, у тебя есть еще и обязанности. Сначала вырубим весь подлесок вдоль стен, расчистим вход, потом уже начнется твое личное время…

Дик послушно «повелся» на подначку:

— Я не обязан подчиняться тебе! Финансирование экспедиции, это моя собственная заслуга, так что командуй своими, и вот этими, — кивок на подружек, — если им нравится! Парни, кто со мной?

Все отмолчались, Венди и Сэнди синхронно показали оттопыренные средние пальцы, после чего Дик гордо направился к просвету в стене. Загудела мотопила, сметая кустарник и жидкие стволики. Тайга остановилась метрах в ста от стен, выбросив десант жидких елочек в заболоченный осинник. Лагерь разбит компромиссно — между тайгой и скитом. Егор с Диком сегодня расчистили широкую просеку к стене, и полосу вдоль нее, до скалы. Подлесок из облепихи, волчьей ягоды, калины, малинового непролаза на бугорках и смородины — в углублениях, неопрятным валом лежал обочь.

Дик, остервенело размахивая пилой, делал узенький проход, что оказалось ошибкой. Сталкивать спиленные стволики, а особенно, кусты, стало некуда. Они загораживали проход, путались под ногами, и злили все сильнее, сильнее, сильнее, пока зажатая в пропиле пила не захлебнулась. Не помня себя от бешенства, Дик заорал нечто гневное, ругательное, выплескивая накопившуюся злость.

От скита пришел ответный крик, точно повторивший конец его ругательства. Эхо? Так близко? Дик прислушался. Звон крупных комаров, штурмовавших пропитанную репеллентом сетку, свисавшую со шляпы, заглушал все, кроме дыхания.

Впереди, метрах в двух, уже виднелся воротный проем. А за ним, как в глубине сцены, стояла задником разновысокая растительность. Вертикальные катеты живых осинок, гипотенузы умерших, замшелые и поросшие белым древесным грибом — упавших наземь… Безмолвные бледнозеленые кроны с вкраплениями осенних листьев… Высокие травянистые кочки… Сумеречный оттенок воздуха, вследствие тени от горы — добавлял пейзажу театральности, нарочитости, наполнял ожиданием, что из кулисы выскочит некто, чтобы испугать или прикинуться напуганным, как Братец Кролик…