Владимир Петров-Одинец - Нечаянный колдун

Лена махнула косой: И-раз! Коса врезалась в кочку. Дедок вынул ее, обтер жгутом травы. Снова замах: И-раз! Со свистом улетела кривая железка по верхам, с грехом пополам срубив половину трав и примяв остальное. Снова замах: И-раз! Опять кочка!

Минут через десять Лена настолько устала, что желание косить ушло, осталось упрямство. Дедок не сдавался:

— Уже получается. Коса тебе по размеру, все нормально, это ты в такт не попадаешь, вроде, как на ноги партнеру наступаешь. Ну, давай еще разок. Закрой глаза, представь партнера. Есть? Не открывай глаза, пошла!

И чудо свершилось. И-раз! И-раз! И-раз! Коса шла со свистом, ровно сбривая траву над кочками. Лена открыла глаза, но партнер не ушел, он крепко держал ее за руки, слитно повторяя движения. Чудо продолжалось минуты три, пока длился кочковатый лужок. Он закончился. Дедок взял косу, похвалил ученицу и увел в тень, где их ждал холодный квас. Коса, воткнутая острым концом в землю, отдыхала, а ковбойская шляпа деда медленно покачивалась под июньским ветерком.

— … утром не могу, дел много, вот и кошу в жару. Тут болотце, трава влажная, сок не сразу сохнет, жало долго не сбивается. Жгутом протру, пару раз бруском шаркну и снова вперед. Сегодня вечером добью, через два дня ворошить приду, к концу недели — копешку собью. На кочках всегда быстрее сохнет…

Лена слушает деда и поражается — как много умеет этот сухонький человек и как много успевает. Накормить скотину, сварить обед, отнести жене в больницу, выкосить делянку, снова накормить скотину и даже почитать книгу перед сном. Она бы просто умерла от такого множества работы! И он не злится на такую тяжелую жизнь!

— …ты счастливая! Мечтать умеешь. Это мало кому удается. Многие мечту теряют, разменивают. А которые живут, чтоб жизнь потом было приятно вспоминать, да стыдно рассказывать — и вовсе без мечты… Им в старости совсем тошно: как вша в коросте — в собственном дерьме копаются. Светлого-то ничего и не было, одно скотство…

— Дедушка, а у вас мечта есть?

— А то! Хочу, как птица пролететь над миром, без мотора и без планера. Чтобы сделали крылья человеку!

— У, это когда еще будет! — Лена не сомневалась, что изобретут всё, но близкого исполнения дедовой мечты не ожидала.

А напрасно! Через несколько лет появились и у них в районе дельтапланеристы, замелькали в небе треугольные крылья. Жаль, дедок ей больше не встретился. Так и не узнала она, сбылась ли мечта его. Зато наведенное старичком умение вообразить партнера и легкость парных движений — осталось и запомнилось. Единственный обман получился с Арнольдом, но там виновата была ее бескомпромиссность. Хотя, выйди она замуж за Арика, не встретился бы ей Саша. Может, так и надо — пройти через разочарование утрат, чтобы оценить значение настоящей встречи?

Так вот первый настоящий сон, в цветах, с музыкой, с запахами — Лена увидала ночью после памятного покоса. Яркий луг, ослепительное солнце, синее небо, жужжание пчел в цветах, легкий ветерок и — трава ложится перед ней. Невидимый партнер странного двухтактного танца двигался с ней, во вращении, почти вальсовом. Их руки сцепились, их лица были совсем близко, он дышал тем же цветочным ароматом, а желание не расставаться было таким сильным, что помнилось несколько последующих дней.

— Александр Матвеевич, нам чаи распивать некогда, нас ждут, потеряли поди. Связи нет, люди волнуются. Пойдемте назад, потом уж, в следующий раз почаевничаете, — Марон упростил ситуацию.

Матвеич вскипел. У него сложилось собственное мнение, как поступить! Маршал поручил договориться с «аборигенными» колдунами о встрече с представителем института. Мощь бродила в нём, подстрекая на самостоятельные поступки, а тут всякий ему указывать станет: — «Вон ты как проблему решаешь, Сергей? За мой счёт? Хрен ты угадал! Сядь за стол!»

И поперла внутрь Сергея Леонидовича Марона воля колдуна. Деревянной куклой шагнул к столу уже не сэнсэй, уважаемый учитель, а жалкий человечишка. Прямо в кухлянке сел на прочный деревянный стул, положил рядом с собой автомат, протянул руку к стакану, куда Надежда долила заварку.

— Вот это правильно, — одобрил хозяин, — а я все сомневался, не то он стрелять начнет. Сильно напуган твой стражник, дружок, очень сильно.

— Нехорошо это, нельзя так, — возразила Надежда, утратив улыбку.

Горлов понимал, что нехорошо, однако покуражиться хотелось — силы хоть отбавляй, почему бы и не порезвиться? С молодецкой удалью он наддал, заставив Марона взять кусок ватрушки.

— Александр Матвеич, отпустите его, — голос хозяйки окреп, поменял просительный окрас на повелительный.

Вот уж чего не хотелось Матвеичу, так это подчиняться! Еще с давней истории, со скита, впервые испытав наслаждение своеволия, он зарекся поступаться собственными желаниями в угоду другим. А за несколько месяцев работы в лаборатории его необычное желание побеждать, не жалея соперников — выросло и закрепилось. Из чистого упрямства дернул плечом, будто сбросил руку, положенную ему на плечо: — «Не хочу!»

— Ну, ладно тебе, уступи Надежде, отпусти стражника, — снова подал голос хозяин.

И обозначилось в атмосфере мирной избушки легкое напряжение. Будто звон тоненькой струны. З-з-з-з-з-з… Сергей Марон шевельнулся, опуская кусок ватрушки, недонесенный до рта. Эти несколько секунд, вместившие две просьбы и один отказ — он не двигался. Матвеич полностью захватил контроль за его движениями, но тут отвлекся на разговор — потому и сидел бедолага в ожидании четкого приказа. Но Матвеич приказа на движение еще не давал!

— «Это кто вмешался?» — вскипел хмельной гнев. Быстро ощупав «комком», определил — Надежда. Поднажал, переборол чужое вмешательство, поднял руку Сергея с ватрушкой.

— Не обижай хозяйку, не след в гостях баловать, — посуровел хозяин.

Суммарной мощи в супругах ощутимо больше, чем подано на контроль Сергея — они срывают посыл Матвеича. Марон встает из-за стола, делает шаг назад, обходит стул, держа автомат стволом вниз. Это его собственные движения, не навязанные — пластика иная, не кукольная. Оглядывается на Горлова, оценивает обстановку, поднимает ствол.

А Матвеич борется напрямую с хозяевами, используя гудящую мощь «комка», пересиливая слабенькую Надежду. Хозяин встал в рост, поднял руки на уровень лица, отгородился от Матвеича и гневно заполыхал багровым, так разозлился! Остановиться бы, извиниться за поведение, ведь простят хмельного дурня — русские же люди! Но дурь заемной мощи перехлестывает остатки разума:

— «Я покажу, какой могучий!»

Поверх хозяев хлестнула автоматная очередь, разбив несколько крынок, замутив воздух известковой пылью.

— Руки за голову! Опустить глаза! При отказе — стреляю в женщину!