Владимир Петров-Одинец - Нечаянный колдун

— Да я и не знаю. Но колдуны они настоящие, как я понял? Кстати, тот амулет? Ладно, оставьте себе. Странно, что кроме амулетов — ничего. Даже книги, типа Некромикона, и то нет… Должно у них быть что-нибудь стоящее, интересное?

— Место у них стоящее, — подыграл Матвеич. — Кстати, я ведь шел на контакт. Сел пить чай, а Марон отказался. Хозяину его поведение не понравилось, начал манипулировать, я заметил, включился. Ну, дальше, как в дорожно-транспортном происшествии — кто первым начал, не разберешь…

Матвеич знал, что рапорт Марона уже пошел наверх. Пусть, поглядим, чьи козыри выше! Ему надо свою лояльность доказать. Пусть версия о строгом, дисциплинированном начальнике-колдуне и его разболтанном охраннике ляжет перед маршалом.

— Вы их как оцениваете, по силе?

— Не очень, — соврал Матвеич, — Они вдвоем против меня не выстояли. Врасплох захватили, а то и без физического контакта я бы их победил.

Ивлев недовольно хмыкнул, упаковывая добычу в пакет и в ящик, вместе с описью. Осмотрев светлицу прощальным взглядом, подал бойцу знак выносить ящик, пропустил Матвеича вперед. Марон дал указания двум бойцам, остающимся в карауле. Поднявшись по лестнице в вертолет, которому не нашлось места для посадки, завлаб и отличившийся колдун отправились в Москву, на отчет к маршалу.

Матвеич сел на пол, скрестил ноги — почти в позе лотоса — смежил веки и начал лоцировать Федора Петровича, сверяясь по утаенному амулету. Его жену искать не стал, она явно слабее мужа. Энергия, скопленная в голове, легко выдала круговую волну, прокатившуюся по окрестностям. Множество мелких агрессивных сущностей высветилось, несколько крупных, но слишком много для него одного. Вместо ожидаемого диалога возник гул многоголосой, густой толпы, словно очутился в ГУМе или Пассаже. От неожиданности Матвеич даже растерялся. Знакомых отзвуков-откликов не было.

Поразмыслив, понял свою глупость, выбрался на улицу, взял такси. Резиденция маршала была известна по прошлому разговору, но впереться без приглашения туда невозможно. А вот поискать следы «невольного поединщика» — можно и снаружи.

Соседняя улица была пустынной, даже лавочки присыпаны снегом. Естественно, рабочий день закончился, а кроме официальных структур в этом районе никто и не обитал. Хотя, вон там мелькнула кошка! Это существо домашнее, не офисное. Матвеич ускорился, благо чистый от снега асфальт тротуара позволял.

Кошка испугалась топота, шмыгнула в подъезд и сжалась в углу, готовая к обороне.

— Кыс-кыс, — поманил ее Матвеич, без особой надежды на успех и оказался прав.

Доверия его слова не вызвали. Серый зверь отказался подпускать руку к себе, ударил лапой с намерением распороть опасную конечность. Перчатка выдержала. Дверь за спиной кошки отворилась, выпустив полосу желтого, не уличного света:

— Чего тебе надо?

Охранник? Нет, вроде без формы. Но крепкий мужик, и молодой. Нижнюю часть лица перекрывала квадратная борода черного цвета. Скрытые в ней губы не улыбались, но и особой агрессии тоже не выдавали. А вот мы тебя!

— Или знакомый? — Мужик не понял, что слова рождены приказом Матвеича — искать повод к приглашению внутрь.

— А то нет!

— Заходи, вспомним! Мне твоя физия точно знакома. Ты сильно на земляка моего машешь, на Кольку Михина, ну один в один — Колян! Как зовут, говоришь — Саша? Не помню точняком, но бухали мы с тобой точно! После бухалова башка имена не держит, зато глаз у меня тренированный, художник все-таки!

Художник по имени Аристарх быстро отчитался о себе, расчистил стол от бумаг и деревяшек, грянул на него два стакана, початую поллитровку «Кристалла», вскрыл банку консервов и усадил гостя:

— Давай втетерим! У меня гравюру взяли, так надо деньги пропить, пока не потерял или бакланы не скоммуниздили! Ну, за встречу!

Матвеич выпил, без удовольствия, по необходимости. Контакт стоило закрепить, да и собутыльник ему нравился. Аристарх оказался парнем приличным, жилье занимал официально, как дворник, а котейку Щипа — ценный материнский дар — привез с собой от родителей:

— …словно у Муромца узелок родимой земли. Вот я кошечку и назвал адекватно. Но — подлец, он подрос и оказался котом! А Щепотка — имя для самца неподходящее, он у меня гетеросексуал, не голубой. Вместо усекновения яиц я и сократил ему имя до Щипа. На, пацан, рубай консерву, — художник щедро ополовинил банку прямо на стол и подсадил кота.

Тот, нимало не чинясь, принялся за еду. Люди подняли по второму разу, закусили и продолжили разговор:

— Врач — это классно! Саша, знаешь, как много нездорового народу в нашей среде? Я вот из принципа наркоту не буду, а ведь почти все наши на порошок подсели. Я им сказал, мне своей дури хватает, ваши козыри все одно слабже будут… Глянь, как я в масть попадаю, круто, да?

Матвеич с удовольствием рассматривал наброски и папки с готовыми оттисками работ Аристарха. Манера была ему незнакома, но многоцветные листы привлекали свежестью взгляда на мир. Забавная неправильность пропорций не отпугивала чудовищной достоверностью Босха или Гойи, а радовала, как российские мультики. Звери и люди менялись лапами и лицами, мордами и руками, создавая почти живые жанровые сценки.

— Как это у тебя годовые кольца пропечатались? — удивился Саша, разглядывая круговые волны, бегущие от вынырнувшего свинообразного купальщика.

— Это не торцовая, я гравюру стал резать по косому спилу. Железной щеткой продрал после шлифовки, задал текстуру, и вот — классно получилось. А переход цветов задаю двумя валиками. Каждый оттиск — индивидуален!

— Сам изобрел? — с уважением спросил Матвеич.

— Неа, творчески переработал. Да ты ешь консерву-то!

— Не хочу, вкус странный, непривычный. Что это, гуляш или…

— Лакэт, — безмятежно ответил Аристарх, — я у Щипа позаимствовал. Моя жрачка кончилась, а под водку и кошечья хляет! Завтра уже набью холодильник, а сейчас в нем — мышь повесилась. Ты что — брезгуешь? Брось, нормальное мясо, кошка дрянь жрать не будет!

Матвеич вспомнил невкусную глухарятину, три дня служившую ему пищей, и согласился. «Лакэт» был вполне съедобен, напоминая бефстроганов в густом соусе. Чуть недосоленый, да, но вкусный.

Они допили водку. В голове гулял легкий хмель, гораздо слабее недавнего, учинившего такое недостойное приличного человека буйство.

— Аристарх, скажи, ты по пьянке дрался когда?

— Нет. Я водке не позволяю собой командовать. Драка — это дело для трезвой головы. А то или ты убьешь по дури или тебя. Я за то бакланов и не люблю, что они по пьяной лавочке хвост распушат, а трезвые — язык в ж…

— Это кто — бакланы? — Матвеич не успевал переводить лексику нового знакомца на привычный язык.