Владимир Петров-Одинец - Нечаянный колдун

И рука зазудела от предвкушения…

Донесение завербованного ойрота внесло ясность. Казаков закрыл папку и убрал в сейф. Итак, реликвия — Золотая баба. Охрану несут специально подготовленные молодые парни, уходящие в тайгу на два-три года. Шаманы рода, точнее — камы, что-то особенное делают с рассудками охранников, которые напрочь забывают эти годы. Один из охранников, изломанный медведем, находясь в предсмертном бреду, вспомнил участие в ритуале с Золотой бабой.

Старшим камом у ойротов теперь стал молодой парень, Тегенюр Щипачев. В течение этого года Тегенюр подготовил еще пятерых камов, отобрав самых перспективных и самых молодых парней. Вся шестерка почти не вылазит из тайги. Судя по косвенным данным, они проводят время в районе скита. Следовательно, реликвия находится именно там.

Генерал Казаков прикинул вариант самостоятельного решения и сравнил с вариантом доклада маршалу, куратору колдовского направления. Вычислить, какой выгоднее, ему предстояло на основе очень скудной информации. Проект оказался слишком засекречен.

Но решение следовало принять безошибочное — ошибка могла стоить карьеры.

Пять новых шаманов стояли у пещеры, слушая последнее поучение старшего шамана. Им предстояло войти к Алтын-Кыз, принять последнее испытание, поделиться с ней кровью, связать себя нерасторжимыми узами на ее охрану. Жутковато, помнил свое ощущение Тегенюр.

Низкий свод пещеры заставлял идти пригнувшись, а свет факелов разбрасывал по стенам и своду живые тени. Тегенюр любил огонь. Матушка Ат-Ана будила в нем уважение и священный трепет. Живое пламя так похоже на жизнь — меняется плавно, оставаясь в целом таким ярким, но каждый миг неповторим и непохож на минувший. Вот и сейчас, когда они цепочкой идут к Алтын-Кыз, всё будто и такое же, но пещера уже иная, участники церемонии — другие.

Свод приподнялся, расширился, образовав зал. Реликвия озарилась бликами, выступая из темноты. Прав покойный Анатолий, фонари хороши для работы, однако ритуал требует живого освещения. Встав полукругом, камы всматривались в Алтын-Кыз. Факелы ровно горели, но пламя металось, и лицо реликвии выглядело живым. Брови чуть хмурились, пока ее глаза смотрели прямо в глаза каждого кама.

— «Не знаю, как у них, а у меня мороз по коже пробежал,» — испытал восторг Тегенюр. Его отношения с реликвией нельзя назвать простыми. Тот странный холодок, желание приникнуть к ней и улететь в невообразимо Высший Мир — возникли при первой встрече и до обморока испугали третьего кама. Повзрослев, Тегенюр уже не боялся встречи, но желание прикоснуться лбом к ней становилось всепоглощающим, да еще слабость, подгибающая колени — удивляла. Он ни разу не уступил такому желанию. Однако с каждым разом тяга становилась сильнее. Вот и сейчас, он едва устоял на месте. Удержали чувство долга и опасение показаться смешным.

— Алкыш помните?

— Да, — отозвались мальчишки, завороженные Алтын-Кыз, и завели хвалебную песнь, запели гимн, обращенный к реликвии.

Тегенюр воспринял трепет каждого кама, восхищенного встречей с золотой статуей, легенды о которой существуют у большинства народов Евразии. Ему после посвящения захотелось понять, кому служит род ойротов. И библиотекарша передала целую стопу книг, где записаны легенды, сказки и выдумки о Золотой бабе. Но Алтын-Кыз ничуть не походила на описания. Она несла в себе не денежную, совсем иную ценность. Ей удавалось проявить в человеке истинную составляющую. Плохие люди погибали после общения с ней. Они не могли уйти он реликвии далеко, их обуревала жадность и губила. Многие так и умирали возле ног Алтын-Кыз, считая ее глыбой золота, принадлежащей только им. Камы ойротов не мешали несчастным входить к реликвии, хотя те зачем-то крались под покровом ночи. Как мотыльки на огонь, мчались безумные люди, чтобы через день-два стать иссохшим трупом.

Хвала богам, молодые камы не увидели в золотой реликвии ничего, кроме ее истинного значения. Они воприняли энергетический посыл, голоса стали мощнее, слились в хор, а их джулы без камлания и без наркотического настоя вылетели из тел, проникаясь восторгом приобщения к мировому сознанию. Даже опытный Тегенюр не смог удержать себя — его закрутило и увлекло в ослепительный свет, где все духи всех предков всех людей Земли слились в едином сознании, хранилище всех знаний и всех истин…

— Александр Матвеевич, нами запланирована ответная акция. Ивлева хотели увезти в США, в их лабораторию, аналогичную нашей. Его допрашивали с применением методик подавления воли. Фактически, вывели из строя. А Невский говорил, кто с мечом к нам придет… — издалека начал маршал, пригласив Горлова на беседу после утверждении в должности и.о. завлаба.

Ивлев был отстранен до окончания расследования. Его версия: решил подвезти девушку, открыл дверку… и провал в памяти — сейчас проверялась. Матвеич представлял, каково это. Он хорошо помнил первую встречу с Хановым. Но Ивлева не жалел — оплата разницы в окладах приятно грела душу.

— …от него и погибнет! Вы пойдёте в группе с Мубасаровым и Овсеенко?

Призыв к патриотизму — «наших бьют!» достиг цели. Действительно, какое право имеют американцы так нагло действовать на нашей земле? В Горлове оставалось чувство причастности к стране, не к государству. Если ты не таскаешься по заграницам, не хранишь деньги в иноземных банках, то космополитизм не заражает вирусом безразличия. А земля, на которой работаешь, любишь, воспитываешь детей — воспринимается личной собственностью, даже если ты ни одной сотки еще не выкупил. И неважно, кто посмел без разрешения войти в твой дом! Любому причитается пинок в зад, чтобы вылетел вон!

Конечно, согласие, данное Ахатом, тоже много значило. С этим человеком Матвеич готов идти куда угодно. Но для начала их отправили в учебный центр, в лапы специалистов. Возражение Горлова о намеченных сроках регистрации брака — невеста ждёт! — Ханов отмел с порога:

— Я всё утрясу.

И началось недельное сведение с ума. Только английская речь — песни, новости, бормотание радио, разговор учителей и тренеров. Плакаты, листовки, газеты. Шесть заходов в учебный кабинет в течение дня, вдалбливание слов, сленга, общепринятых фраз, настраивание мимики, жестикуляции… Стрельбище, спарринг — отработка приёмов. На второй день из Матвеича поперла мешанина английского, немецкого, бурятского, ойротского и русского. Несчастный мозг хватался за любое нерусское слово, как утопающий за соломинку.

Усталость была такой, что дни заканчивались стремительным засыпанием — его подхватывал поток, закручивающий в мутное никуда… На третью ночь пришел сон, где он тонко шутил, вел непринужденную беседу, что редко удавалось в жизни. И — на английском! Матвеич начал снова общался с любимой через астрал. Жена со смехом хвалила, подсказывала новые обороты и выражения. К субботе он свободно изъяснялся в ситуациях ресторана, театра, заказывал номера в гостиницах и поддерживал разговор с таксистами. Вечером воскресенья двери учебного центра распахнулись. Два джентльмена, татарин и русский, с удивлением услышали русскую речь.