Зубачева Татьяна - АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2

— Ага, Старш ой, бумажка она…

— Сильнее пули бывает.

Медведев с чуть-чуть нарочитой строгостью раскрыл тетради.

— Так, Мороз, грамоту знаешь? Писать умеешь?

— Две буквы, — честно ответил Эркин.

За столом хмыкнули, улыбнулись, но язвить и насмехаться не стали. Даже Ряха, быстро поглядев по сторонам, промолчал.

— Вот, здесь их и напиши, — Медведев дал ему ручку и пальцем ткнул в нужное место. — Это за то, что ты про распорядок и технику безопасности прослушал и понял.

Эркин старательно вырисовал E и M .

— Так, — Медведев закрыл тетрадь и открыл другую. — А это серьёзней. Это о предупреждении о неразглашении.

Эркин недоумевающе вскинул на него глаза.

— Чтоб про завод не болтал, — серьёзно сказал Саныч. — Вышел за ворота, и язык подвязал. Работаешь грузчиком и всё, больше никому и ничего.

И остальные перестали улыбаться, смотрели серьёзно и даже строго.

— Завод не простой, — кивнул Лютыч. — За это так прижмут, что…

— Ну, что круглое таскаем, а квадратное катаем, это можно, — хмыкнул Колька.

— Тебе можно, а ему ещё рано, — отрезал Саныч. — Отшутиться не сумеет, пусть молчит. Всё понял, Мороз?

Эркин кивнул.

— Тогда подписывай, — подвинул ему тетрадь Медведев.

Эркин расписался. Медведев стал убирать тетради, все радостно зашумели, задвигались. И тут подскочил Ряха.

— Ну что, по домам, мужики? Пятница ведь, бабы, небось, с пирогами ждут.

— Вали, — отмахнулся от него Медведев.

— Без тебя Мороза пропишем, — кивнул Саныч.

Ряха мгновенно выметнулся за дверь, а Эркин удивлённо посмотрел на Саныча.

— Как это?

— Ты что? — удивились его вопросу и стали опять наперебой объяснять: — Про прописку не знаешь? Да не бойсь, по паре пива поставишь… Сейчас переоденемся и пойдём…

— Опять?! — вырвалось у Эркина.

— Чего опять? — не поняли его.

— Я вчера уже дал. На прописку, — тихо сказал Эркин.

Он уже понял, что Ряха тех денег не отдал, и ему теперь придётся платить по новой. Ряху он потом найдёт и морду ему набьёт, но денег-то не вернёшь.

— Кому ты что дал? — спросил Медведев.

Колька вскочил на ноги, опрокинув табурет, и вылетел за дверь.

— Та-ак, — протянул Саныч. — Так кому, говоришь, дал?

— Ряхе, — неохотно ответил Эркин.

— И много?

— Чего он тебе наплёл?

— Когда успел-то?

— А после смены, — Эркин говорил, угрюмо глядя в стол. Злился уже даже не из-за денег, а что таким дураком себя показал. Теперь над ним долго ржать будут. Всей ватагой. А то и заводом. — Сказал, что я должен каждому по бутылке водки, а старш ому — две. Ну, и на закуску.

Кто-то присвистнул.

— Однако, размахнулся Ряха.

— И сколько ты ему дал?

— Пятьдесят рублей, — вздохнул Эркин.

— Ни хрена себе!

— И взял Ряха?

— А чего ему не взять?! Ряха же!

— Ну, мать его… — Геныч сочувственно выругался.

— А ещё что сказал?

— А ничего, — Эркин взмахом головы откинул со лба прядь, — чтоб я домой шёл и не беспокоился. Он всё сам сделает.

— Так чего ж ты с утра молчал?

— А что, — Эркин наконец оторвал взгляд от стола и посмотрел им в лица. Нет, не смеются. — Всюду свои порядки. Удивился, конечно, за глаза у нас не прописывали, а тут…

Он не договорил. Потому что с грохотом распахнулась дверь, и Колька за шиворот втащил Ряху.

— Во! У центральной проходной поймал. Прыткий, сволочь!

— Так, — встал Медведев. — Прикрой дверь, — Колька тут же выполнил приказ. — Так что ты вчера у Мороза взял?

— Д-да, — выдохнул Ряха, быстро шаря взглядом по сумрачно внимательным лицам. Эркин снова смотрел в стол, и встретиться с ним глазами Ряха не смог. — Так… так я не брал, он сам мне дал. Да вы что, мужики? Ну, он же вождь, ему шикануть надо, ну, чтоб над нами себя поставить, какой он и какие мы. Деньги у него шальные, понимаешь…

— Деньги на стол, — тихо сказал Медведев.

— Да я… да он… да вы что, мужики, ну я ж для смеху, — частил Ряха, — а он дурак дураком, как сейчас с дерева слез, ну, мужики, ну, не успел я вчера, так сегодня ж пропить не поздно…

— На стол, — жёстко повторил Медведев.

Ряха дёрнулся к двери, но тут же опустил голову, подошёл к столу и вывернул из карманов кучу мятых замусоленных бумажек, высыпал мелочь. Бумажный ворох Медведев подвинул к Эркину.

— Считай.

Не поднимая головы, Эркин разгладил и разложил бумажки.

— Ну?

— Тридцать семь рублей.

— Забирай, — кивнул Медведев. — Ряхов, с тебя ещё тринадцать рублей Морозу долгу. Тоже при всех отдашь.

— И за обиду парню пусть заплатит, — сказал немолодой, с рыжеватой щетиной на щеках, Лютов или Лютыч.

— Он всех нас обидел, — кивнул Саныч. — Ещё десятка с тебя Морозу за обиду и на круг десятка. В получку и отдашь.

— Да… да вы что? — задохнулся Ряха. — Да…

— Против круга пойдёшь? — удивился Геныч. — Ну, тебе решать.

— Всё, — Медведев хлопнул ладонью по столу. — Забирай деньги, Мороз. Всё, мужики. Переодеваемся и айда.

Все дружно встали. Эркин, взяв деньги, отошёл к вешалке и заложил их в бумажник, и уже оттуда смотрел на шумно переодевающихся, умывающихся и причёсывающихся перед зеркальцем мужчин. Ряха сгрёб оставшуюся на столе мелочь. Переодеваться он не стал, оставшись в рабочем.

— Замок свой из дома принесёшь, — сказал Эркину Колька. — И лад ы.

— Лад ы, — кивнул Эркин.

Переодевались до белья, кое-кто и рубашки менял. Куртка, штаны, валенки в шкафчик, Медведев и ушанку туда же, ну да, для города у него рыжая мохнатая. Грязную рубашку в узелок.

— Баба за выходные отстирает, в понедельник чистую принесёшь, понял?

— В понедельник с утра?

— А то!

— Эй, старш ой, как на той неделе?

— В утро ж, сказали.

— Уши заложило, так промой.

— Мороз, в полседьмого в понедельник.

— Понял, а кладовка…?

— По коридору налево и до конца.

— Клавка сама тебя окликнет.

— Да уж, не пропустит!

— Это точно. Баба хваткая…

— На новинку падкая!

И дружный гогот.

Со звоном закрываются висячие замки на дверцах, уже не шарканье разбитых валенок, а стук подошв ботинок, сапог, обшитых кожей белых бурок. В ватных куртках только он и Ряха, остальные в коротких пальто с меховыми воротниками, полушубках, у Кольки куртка чёрная с золотыми нашивками и блестящими пуговицами.

— Всё, мужики, айда.

Общей шумной толпой по коридору к проходной, со смехом и шутками разобрали табельные номера и дальше, на пропускной…

— Счастливого отдыха…

— И вам от нас…

Ну, вот уже и улица, лёгкий снежок крутится в воздухе, и под ногами снег. И деревья в снегу, и каждый карниз, изгиб фонаря обведён белой каймой свежевыпавшего снега.

Той же шумной толпой подошли к неприметному одноэтажному дому из тускло-красного кирпича с двумя запотевшими до белёсой плёнки окнами и тёмной почти чёрной дверью между ними. Над дверью вывеска, тоже чёрная с тусклыми, как полустёртыми, золотыми буквами. Шедший первым Медведев властно толкнул дверь. За ней, к удивлению Эркина, открылся просторный зал с высокими круглыми столиками и прилавком в глубине. Здесь не раздевались и даже шапок не снимали, на полу лужицы от стаявшего с обуви снега и кучи мокрых опилок. Но столы чистые, и запах… нельзя было назвать неприятным.