Юрий Леж - Бегство

Всего за пару минут небольшая проплешинка среди сухого чертополоха, бурьяна и мутировавшей крапивы была заполнена измученными, усталыми, но счастливыми от ощущения удачной остановки людьми. Кто-то просто опустился на землю, блаженно вытянув ноги и оглядываясь по сторонам, кто-то смотрел в пустое, унылое небо, цвета свинца и тоски, кто-то неторопливо прохаживался взад-вперед по проплешинке, стараясь не пересекать условную границу, за которой начинались иссохшиеся маленькие джунгли. Никто из людей, казалось, даже и не заметил, как водитель заглушил двигатель вездехода, обошел машину, плотно прикрыв дверь жилого отсека, и появился среди них, на проплешине. И только его голос, звучащий чуточку сердито, вернул народ к реальности.

— Внимание! Здесь останемся на пару-тройку дней, посмотрим, как обстановка позволит! — проговорил водитель, на ходу расстегивая костюм химзащиты на груди. — Сейчас трое: Павел, Ким и Саня, — пойдут в охранение, к поселку. Там всякое может быть. Оружие сразу наизготовку! Остальные, гляньте на фундамент. Если там спокойно, то вокруг него и расположимся…

Только что блаженствующие люди будто спохватились. Женщины подзывали детей, осторожно пробирающихся среди взрослых, Павел полез внутрь вездехода за своим автоматом, Ким и Саня отошли в сторонку, что-то обсуждая на ходу. А сам водитель-вожак возглавил группу, направившуюся к остаткам фундамента сторожки…

…Через четыре часа дозорная группа вернулась. За это время оставшиеся у фундамента беглецы успели не только досконально обследовать бетонную яму, заполненную сорной травой, непонятными семенами, листьями с деревьев, облетевшими многие годы назад, но и накрыть его водонепроницаемой легкой тканью, а поверх неё еще и военной маскировочной сеткой. Очень быстро женщины разожгли таблетки сухого спирта, вскипятили воду, взятую в запас из безопасного источника несколько дней назад, заварили спитой, раз уже десять использованный чайный лист. Пусть вода отдавала плесенью, а чай едва подкрашивал её слабеньким желтоватым цветом, все были рады и этому нехитрому питию, ведь в дороге чаще всего они обходились просто глотком тепловатой, затхлой воды со вкусом бензина, разливаемого на ходу из металлических канистр. А сегодня к чаю Вожак распорядился выдать из запаса немного шоколада, давно просроченного, одеревеневшего и покрытого белым налетом, но все равно сказочно сладкого. А вот основным блюдом ужина были привычные сухари каменной твердости. Их можно было только размачивать в чае, зубы у людей теперь были не способны не только грызть сухари, но даже и перекусить тоненькую травинку.

Устроившись в дальнем, почти темном углу рукотворной пещеры Вожак вскользь, стараясь не привлекать внимания, разглядывал своих людей. Их тощие сгорбленные фигуры, приученные сутулиться тесным и низким десантным отсеком вездехода. Их короткие, неровно обрезанные волосы, торчащие в разные стороны. Их изможденные землистые лица, в синеватых сполохах сухого горючего отливающиеся у кого голубизной, у кого чернотой, а то и вовсе всеми цветами давно забытой радуги. Усталые движения дрожащих рук говорили, что любую, самую элементарную физическую работу люди делают через силу, их организмы истощены и ослаблены до предела, до последней степени и очень скоро — да, очень! — снова придется живым, изнуряя себя, копать землю для мертвых.

За минувшие годы бегства, все то время, пока люди бежали не КУДА, а от ЧЕГО, это был уже третий состав группы при Вожаке. Люди прибивались и отставали, терялись в разрушенных городах и на ровном месте в степи, умирали, надорвавшись от отравленной жизни, наглотавшись злой химии и невидимой радиации, тихо-тихо не просыпались по утру в дальнем уголке тесного десантного отсека вездехода, наступали на неожиданно сохранившиеся до этих дней мины-ловушки, рвали настороженные гранатные растяжки, ловили своими телами пули преследователей, а то и просто случайно проходящих мимо, таких же бегущих, как и они сами, людей.

«Куда ведет этот бессмысленный путь? Что будет в конце его, если будет что-то, кроме могильного холмика или вороньих клювов?» Раньше Вожак часто думал об этом на спокойных, тихих стоянках, вроде вот этой, случившейся так кстати. Но с годами перестал задаваться такими простыми и сложными вопросами. То ли сообразив, что никогда и ни от кого не получит ответа, то ли просто устав жаловаться на судьбу самому себе…

У выхода мелькнули тени, зашуршали о стылую, сухую землю подошвы разношенных, старых сапог. Но сидящий на самом краю, почти выбравшийся из-под навеса Валёк не подал сигнала тревоги, значит, вернулись свои, дозорные. Вожак повнимательнее оглядел паренька: совсем еще мальчишка, и шестнадцати, наверное, нет, но упрямо сжимает обеими слабыми ручонками явно тяжелый для него армейский пистолет. «И предохранитель, небось, снят, и патрон в стволе, как учили», — то ли с гордостью, то ли с горечью подумал Вожак.

Он не дал дозорным, сунувшихся было под полог, войти внутрь, поднялся сам, отставляя в сторонку жестяную кружку с чаем, и шагнул им навстречу, оттесняя их обратно, под сизо-серое, клубящееся странной, будто живой пеленой небо.

— Погодите, про вас не забыли, пайку оставили…

Оглядев повнимательнее окрестности, Вожак ткнул кулаком на небольшой бугорок метрах в ста от их лагеря:

— Саня, ты пока подежурь там. Только не стой на виду, приляг, что ли, что б незаметно тебя со стороны было… Химку сними, тут чисто, подстелешь её на землю…

Саня, сглотнув голодную слюну, нехотя кивнул и медленно поплелся к бугорку. Вожак хотел было прикрикнуть на него, что б энергичнее шевелился, но, подумав, промолчал. Видно было, что четырехчасовой обход местности измотал паренька, он еле-еле переставлял ноги, опираясь на обшарпанный приклад автомата, как на костыль. «Что же от нас осталось за эти годы непрерывного бегства?» — подумал Вожак, но его мысли оборвал Павел.

— Он хотел с Лягушонкой посидеть, — сказал разведчик с укоризной, глядя в спину удаляющемуся Сане.

— И ты тоже? Просил ведь всех… — напомнил ему Вожак. — Она и так переживает, да и не по своему же желанию зеленой стала.

Эту девчонку лет двадцати они подобрали на окраине все еще отравленного, мертвого городка, в незапамятные времена залитого то ли ипритом пополам с напалмом, то ли еще какой рукотворной гадостью. Через городок они прорывались на максимальной скорости, уходя от очередных, каких-то особо рьяных преследователей… Как Зоя выжила, как просуществовала все эти годы в одиночестве, как ходила по самому краешку зоны невидимой и беспощадной смерти, чем питалась, и помогал ли ей кто-то выжить — никто так и не узнал до сих пор. Она молчала о своем прошлом, даже общаясь с Саней, а приставать с расспросами в группе просто не умели.