Юрий Леж - Бегство

Уродец сам безбоязненно подошел к остановившимся на окраине беженцам. Они готовились уже наполнить собой чрево вездехода, чуть размявшись перед предстоящей долгой дорогой, справив нужду, да и просто поглазев по сторонам. Большеголовый безошибочно определил среди людей Вожака и обратился только к нему. «Знаешь, уезжаете навсегда…», — скрипучим голоском поведал он. «Мы и не думали возвращаться», — хмуро ответил Вожак, поглядывая на своих людей. Он не любил такие вот встречи и неожиданных прорицателей. Они нагоняли на людей и без того не видящих в жизни радости еще большую тоску. «Нет-нет, — замотал огромной головой уродец. — Там, куда вы идете, нет ничего…» «Там такие же руины, степь и овраги, как и везде», — ответил Вожак, сожалея, что начал разговор. Теперь стоявшие поблизости люди тоже обратили внимание на большеголового. «Там нет ничего, — повторил уродец, покачиваясь на тонких ножках. — Три дня и три ночи. Может быть, больше. А потом — Край Света. За Краем нет ничего…» «Если ты все сказал — уходи, — хмуро ответил Вожак. — Мы тебя не возьмем с собой. Кажется, ты и здесь неплохо себя чувствуешь…» «Я — чувствую, да… а за Краем Света никто не чувствует», — рассудительно сказал уродец и, повернувшись спиной, заковылял в свои родные развалины. «Наверное, я свалял дурака», — подумал тогда Вожак, уловив встревоженные, вопросительные взгляды своих людей. Но никто ничего ему не сказал, таких или похожих пророчеств все они наслушались по дороге с избытком…

«Кто бы тогда мог подумать, что это предупреждение, а не очередной бред свихнувшегося уродца», — подумал Вожак, продолжая смотреть на огонь.

— Вы пришли, — твердо сказал Высокий. — Дальше, ты видел, там сейчас бесятся зарницы, ничего нет. Это Край Света.

Вожак молчал, он чувствовал, что это только начало разговора. Нежданные гости пришли в домик вовсе не для того, что бы оповестить его о сбывшемся нелепом пророчестве. Им что-то надо… или кто-то нужен… «Зачем им кто-то из больных и полумертвых?» — мелькнула и угасла шальная мысль.

— Там уже ничего нет. Ни жизни, ни смерти… — Высокий качнулся, переходя с носка на каблук и обратно, повернулся к Вожаку профилем.

— Мы и так который уже год обитаем между жизнью и смертью, — неохотно ответил Вожак и подумал, что слова Высокого совсем не похожи на запугивание.

— В доме пятеро детей, четыре женщины и семеро мужчин, считая тебя самого, — сказал Высокий. — Мы можем взять троих. Только троих.

«Взять — куда?» — подумал Вожак и тут же с пронзительной ясностью понял, что «взять» означает — спасти. Спасти от жизни и нежизни, от Края Света, от того, что ждет их за этим Краем.

— Мы можем остаться здесь, — упрямо проговорил Вожак, только ради того, что бы возразить пришельцам. — Остаться и никуда не идти. До Края Света далеко, и он не может сам придти сюда.

— Конечно, не может, — неожиданно звонким, почти радостным голосом заговорил второй, маленький и круглый человек. — Сюда могут придти те, кто всю жизнь преследует вас. И это будет похуже, чем просто «нежизнь»…

— Ты пугаешь? — спросил Вожак, понимая, что этим разговором он просто оттягивает тот самый момент, когда придется принимать окончательное решение.

— Тебя можно испугать словами? — искренне удивился Коротышка.

— Зачем вам оружие? — спросил Вожак, резко меняя тему разговора, пытаясь хоть как-то, хоть на ничтожно малый миг завладеть инициативой.

Нежданные гости быстро переглянулись, и губы Высокого растянула ухмылка.

— Он нас не за тех принимает, — с неожиданной радостью сказал Коротышка. — Прикинь…

Высокий понимающе кивнул и вновь обратился к Вожаку:

— От решения ты не ускользнешь, а любые слова сейчас — это только слова. А реальность — это Край Света, и те трое, кто уйдет с нами…

— Остальных вы уже списали? Заранее? — почему-то обозлился Вожак, чувствуя, что вот-вот, и он выйдет из себя, сорвется и превратит тихую ночь у камина в непристойное безобразие; возможно даже — со стрельбой.

Он никогда и ни в какой ситуации за все прошедшие годы не оставался без оружия, может быть, это и спасало его не раз и не два. Сейчас Вожак ощущал согревшийся на собственном теле небольшой пистолет, как последний аргумент в этом нелепом разговоре.

— Мы? Списали? — Высокий в недоумении поднял брови. — Вас списали задолго до этой встречи. И то, что вы все дошли сюда относительно живыми — уже маленькое чудо. Но время чудес закончилось. Всё когда-то заканчивается. И так уж получилось, что для вас это всё заканчивается здесь…

— Я должен подумать, — неожиданно даже для самого себя сдался Вожак, удивляясь собственным перепадам настроения; ведь только что он был готов броситься на непрошеных гостей с оружием.

— А чем ты еще занимаешься всё это время? — удивился Коротышка. — Пробуешь нас «на зуб», прокачиваешь, суетишься в душе, а сам-то всё думаешь, думаешь, думаешь…

Высказавшись, человечек залился звонким, счастливым хохотом. Высокий посмотрел на своего напарника с неодобрением, мол, незачем было высказывать то, что и так всем ясно. Но Вожак уже не обращал внимания на нежданных гостей. Как бывало не раз на спокойных стоянках, он весь ушел в себя, не реагируя на внешние раздражители. В голове у него бродили обрывки разных мыслей, но он никак не мог ухватиться за какую-то из них, не мог понять их важность или пустую мимолетность…

«Кто для меня те люди, что спят сейчас в столовой этого домика? Я многих из них знаю всего несколько месяцев. Есть и старожилы, совсем измотанные, больные, на последнем выдохе. Им покой нужен, а не Край Света. И еще Лягушонка. Самая странная, должна же быть больной, а крепче всех. И кто такие эти странные гости? Кто им нужен, зачем… Почему предупредили, могли бы и просто так взять тех, в ком у них интерес…»

И тут, будто подслушав последние мысли Вожака, Высокий сказал:

— Посмотри…

Он шагнул к стене, на которой висело большое, в рост человека, запыленное, забрызганное чем-то, грязное зеркало в литой бронзовой раме. Разглядеть хоть какое-то отражение в нем было невозможно. Но Высокий провел рукой, затянутой в тонкую кожаную перчатку, по пыльной поверхности, и в зеркале запрыгали, заплясали огоньки пламени… Сквозь сумрак все еще грязного стекла проступило отражение камина, маленького толстячка, сидящего в кресле Вожака, высокого гостя.

А потом Высокий просто отступил в сторону, уходя из поля зрения, но его отражение не исчезло из зеркала, продолжая жить в нем своей, отдельной от яви, жизнью. Вожак покосился на странного гостя, тот стоял у стены, спокойно скрестив руки на груди, в то время как его отражение в зеркале разгуливало по комнате, заложив руки за спину, и беззвучно шевеля губами.