Ольга Силаева - Рассказы

- А теперь, - обвел нас взглядом Виктор, - может быть, кто-то еще откажется двигать стулья?

Желающих не нашлось.

Я таскал мебель медленно, через силу. Внутренний голос шептал: пока мы переносим стулья, мы живы. Остальных, похоже, обуревали те же чувства. Светлана то и дело подчеркнуто вытирала пот со лба, блондинка еле двигалась. Маришка беззвучно плакала на полу. Ее отец подошел было к ней, но, наткнувшись на взгляд Виктора, увял и, сгорбившись, подхватил четыре стула разом.

Когда посреди зала остался лишь один стул, Виктор жестом остановил нас.

- Сумки, телефоны, бумажники, куртки, пиджаки - к стене, - негромко сказал он. - Весь пол в вашем распоряжении.

- Стулья же есть, - грубовато сказала долговязая девчонка.

- Лена, не начинай, - почти шепотом попросила ее мать.

Я расстегнул пальто и бросил его на растущую груду вещей. Бумажник, телефон, ключи, паспорт... На пол упала визитка мэра. Выпросить у Виктора звонок, что ли? "Доброе утро! У вас в приемной висит моя картина, помните? Не хотите ли еще одну? Только вот есть одно затруднение..."

Ах, да: секретарь не соединит. Мэр Твери не ведет переговоров с террористами.

Я уселся на пол и скрестил ноги по-турецки, сминая брюки. Каждое движение давалось с трудом: мышцы отказывались повиноваться.

Виктор быстро двигался вдоль внутренней стены, приматывая к ней скотчем горчичного цвета бруски. Остальные разместились в нескольких метрах от меня.

Мать прижимала к себе младшую девочку. Ее старшая дочь сидела поодаль, уткнув нос в колени. Светлана, помедлив, сняла элегантные туфли и опустилась на пол, подобрав юбку. Артур и мальчик Саша остались стоять.

Я повернул голову. За стеклом начинался нормальный мир. Пасмурное утро, сонный еще проспект Чайковского, невидимые пешеходы на Трехсвятской. И все это - даже городские голуби, даже ошалевшие от высоты вороны - далеко внизу: не достать, не угнаться.

Я вспомнил свою первую и единственную поездку в Нью-Йорк. Как я забрался на небоскреб, несмотря на пасмурную погоду. Мне не нужны были бинокли: я хотел видеть небо, цветущие вишни в Центральном парке, клочки облаков, пушистые издалека и такие холодные вблизи, Таймс-сквер и Гарлем. Чудо, которого я был лишен все шестнадцать лет в приюте. Чудо, которое я хочу подарить...

- Родители, когда приходят сюда, думают о хорошем, - раздался голос над ухом. - Они сидят на вершине мира, и мы заставляем их верить, что мир изменится.

Блондинка в крокодильих туфлях серьезно смотрела на меня.

- Вы ведь тоже за этим пришли? Изменить мир?

Я не успел ответить. На ноутбуке, забытом у стенда, запищал зуммер. Видеоконференция?

Виктор нажал кнопку.

- Да?

На большом экране появился человек. Седоватый, мужественный, спокойный. Если бы он снялся в роли главы штаба по освобождению заложников, я дал бы ему "Оскара" не глядя.

- Я готов вас выслушать, Виктор, - проговорил он.

- Вы уже знаете, кто я. - Виктор усмехнулся. - Хорошо...

Он щелкнул какими-то клавишами, потом замер.

- Мне нужен честный ответ, - медленно произнес он. - В этом зале есть следящие камеры?

- Ваши друзья их отключили, - быстро ответил человек. - Будет лучше, если вы вернете изображение, Виктор. Что произошло? Что толкнуло вас на такой шаг?

- Я сейчас выдам вам своих сообщников. - Виктор скрестил руки на груди, не выпуская пистолет. - Тао Хо и Су Фань, двое студентов стоматологической академии. Где их искать, вы знаете. Я бы не стал проверять общежитие, а сразу погнался в Шереметьево.

- Конечно, мы проверим ваши сведения, - кивнул человек на экране. - Может быть, кому-то нужна медицинская помощь? Среди вас есть пострадавшие?

- Все целы. - Виктор покачал головой. - Правда, слону не повезло.

- Пожалуйста, повторите...

- Плюшевые игрушки не чувствуют боли, - перебил Виктор. Голос его опасно взвился. - В отличие от детей. Я хочу видеть сына.

- Виктор, ваш сын подписал отказ от прав. Я бы рад помочь вам, но если он сам не пожелает с вами встречаться...

- Значит, объясните ему, что восемь человек умрут, если у него не найдется времени поговорить с отцом, - отрезал Виктор. - И его опекунам скажите то же самое. У вас полчаса.

Он вдавил клавишу так, что ноутбук жалобно пискнул. Экран погас.

- Усыновители, - процедил террорист, проходя вдоль стенда к стеклу. - Туристы. Сейчас я вам устрою... консультацию.

- Виктор, ваш сын любит вас, - быстро сказала Светлана. - Все дети, даже те, кто расписывается в бланках отказов, помнят родителей. Природу не обмануть.

- Тогда почему они подписывают бланки? - опасно спокойным тоном спросил Виктор. - Почему поворачиваются спиной?

- Я могу объяснить.

Виктор со слабым интересом посмотрел на нее.

- Хотите меня переубедить? А что ж, попробуйте.

- Давайте зайдем с другого конца, - Светлана запнулась, но лишь на мгновение. - С чего все началось? Возьмите обычную девушку, каких тысячи. Несколько лет она работает, копит на квартиру. И вдруг узнает, что ждет ребенка. Молодой человек вмиг испаряется или уговаривает ее "подождать". Что она сделает? Окажется на улице без работы, с долгами? Нет, сделает аборт. Потому каждой матери и выплачиваются послеродовые компенсации, потому и идут кампании против наркоманок и алкоголичек. Та девушка родит здорового ребенка, получит сумму, которой ей хватит года на четыре, и потом уже решит, воспитывать его или сдать в интернат. Причем, заметьте, общество ее не осудит. Так кому стало хуже?

- Я понял, - вежливо произнес Виктор. - Должно быть, вы так и поступили. У вас все?

- Выбирать может каждый, - настойчиво продолжала Светлана. - Взрослого человека нельзя заставить жить с нежеланным ребенком: он искалечит его и себя. Бюджет захлебывается от нефтяных денег, алиментов платить не нужно. Но если вы хотите дышать полной грудью - дайте воздуха и сыну. Право на выбор имеет каждый.

- Вы понимаете, что такое ответственность за другое живое существо? - тихо-тихо спросил Виктор. - Знаете, как легко манипулировать детьми? Убедить ребенка, что ты один желаешь ему добра, а папа висит у него гирей на шее? Или согласиться на такой невинный, такой безобидный укольчик?

- Виктор, но кому и зачем нужно манипулировать...

- Очень талантливыми детьми, - подчеркивая каждое слово, произнес Виктор. - Гениальными детьми, любящими своих родителей.

Он кивнул вниз, на памятник Афанасию Никитину.

- Лешка когда-то считал меня таким. Первопроходцем, благородным героем, путешественником. Через площадь от памятника стоит церковь - в ней когда-то был шахматный клуб. Потом здание вернули церкви, детей, конечно, выгнали на улицу. А лет восемь назад открыли новый кружок, на Трехсвятской. Туда я Алексея и привел.

Алексей Авдеев, вспомнил я утренние новости. Самый молодой претендент на звание чемпиона мира по шахматам...