Сергей Смирнов - Тот, кто сидит в пруду

Птица сложила крылья и стремительно понеслась вниз, нацелившись в самый центр каньона, — только ветер засвистел в ушах, рванул полы пиджака, заставляя крепче вжиматься в неживое тело адского скакуна, не более живое, чем птичье чучело, набитое искусным мастером. Колюшка зажмурил глаза и в который раз за этот сумасшедший сон-не сон, да и явью не назовешь, приготовился к страшному удару. Но его не последовало. Колюшка открыл глаза. Птица исчезла, а сам он стоял на маслянистой поверхности и, что самое удивительное, не проваливался вниз. Вскоре причина этого выяснилась, стоило только посмотреть под ноги.

Колюшка стоял на огромном листе водяного растения наподобие лотоса, лилии или кувшинки — точнее он сказать не мог, ведь он не был ботаником, всего лишь бригадиром животноводческой бригады. Лист очертаниями походил на художнический мольберт, прогибался под ногами, но держал, цвет имел лиловый с фиолетовыми прожилками. И, в отличие от птицы, казался живым той пугающей жизнью, которая не лучше смерти. Лист медленно дрейфовал по легкой ряби пруда, Колюшка изумленно оглядывался по сторонам на изломанные стены каньона, уходящие ввысь, на фиолетовую гладь пруда. В этот момент небо действительно показалось ему с овчинку.

И тут он почувствовал перемены, с ним происходящие. На плешивой голове стали пробиваться первые волосы, вызывая страшный зуд. Вскоре Колюшка стал обладателем пышной шевелюры. Еще большее неудобство и беспокойство причиняли зуд и жжение во рту — у него резались зубы! Они до того досаждали ему, что он вцепился в тыльную сторону левой ладони и прокусил кожу до крови. Скрюченные кости и суставы распрямлялись, менялась кожа, нарастала мышечная масса. Вскоре Колюшка стал моложе на десять лет и сантиметров на десять выше. Да и мысли, лихорадочно мечущиеся в голове, со временем стали яснее, стройнее, логичнее. Словом, Колюшка, или, скорее уж, Николай Петрович, снова, через многие годы серой пелены идиотизма, начал адекватно воспринимать действительность. Даже такую ужасную действительность. Стал нормальным человеком. То есть не совсем человеком. А если еще точнее, то совсем не человеком, а креатурой ужасного Существа, поселившегося в Рыжовском пруду.

Память о прошлом словно начисто стерло в его возрожденном мозгу, и он разглядывал вновь обретенное тело с любопытством младенца, постигающего мир.

В противоположных концах пруда возникли две гигантские волны и решительно устремились к утлому плотику, несущему на себе это удивительное, только что родившееся существо. Волны приблизились, но, вопреки всем законам физики, не сшиблись, а застыли в воздухе, постепенно обретая очертания человеческих лиц, лиц Сына и Матери. Из фиолетовой слизи прорезались волосы, глаза, уши, рот и нос. Фиолетовые губы Матери разошлись в приветственной улыбке. Шевеление губ сложилось в слова:

— Доброе утро, ваше величество. Как почивали?

— Колюшка! Живой! — Андрей рванулся было к сидящему за столом, но, ненавязчиво придержанный за плечо Папой Карло, замер на месте. Первое впечатление было обманчивым. Человек, действительно внешне походил на деревенского дурачка, но более пристальный взгляд отмечал произошедшие в его облике существенные изменения.

— Колюшка? — повторил Андрей менее решительно.

— Какой я тебе Колюшка?! — грозно проревел человек, поднимаясь из-за стола. — Николай Третий, самодержец всея Сферы! Царь!

Тут уже Игорь не смог сдержаться и фыркнул в кулак.

— Кажется, наши гости не вполне понимают, — сверкнув очами, сказал Царь. — Василий, объясни…

Дед рванул Игоря сзади за воротник ветровки, так что тот едва удержался на ногах. «Квадраты» приблизились к пленным и встали в угрожающих позах. Веригин злобно зашипел, продолжая придерживать Метиса за шкирку и боязливо поглядывая на Николая:

— Вы что, обалдели?! Не смейте ему перечить. И впредь называйте его не иначе как ваше величество.

Тут-то желание смеяться у Метиса я остальных напрочь отпало. Если уж такой человек, как Дед, кого-то панически боится, то дело явно приобретает серьезный оборот.

— Василий, изложи гостям наши условия, — брезгливо проронил Царь.

— Извольте, ваше величество, — с поклоном ответил Дед и, выйдя из-за спин пленников, которых почему-то упорно продолжали именовать гостями, хотя их статус всем был предельно ясен, заявил:

— У вас есть три вещи и один человек, необходимые нам…

— Что же это за вещи и что же это за человек? — язвительно вопросил Папа Карло, наконец-то пришедший в себя после столь впечатлительного представления.

— Посох, икона и тетрадь. А еще девчонка, Ксения. Насколько нам известно, она обладает поразительными способностями, которые могут нам пригодиться. Девочка, ты умеешь, скажем, работать на компьютере? — Дед повернулся в сторону Ксении. Та потупила глаза в пол и упрямо молчала. — Знаю, умеешь. И совсем ни к чему упрямиться. Ты же хочешь помочь своим друзьям, не правда ли? Пока мы пытаемся договориться с вами по-хорошему. В случае добровольного сотрудничества монаршей милостью вам будет дарована жизнь и свобода. В противном случае… — Дед выразительно провел ребром ладони по горлу. — Надеюсь, всё понятно?

— Куда уж понятнее! — недовольно буркнул Юрка. — И это называется у них по-хорошему! Загнали в угол, прижали к стенке…

— Впрочем, мы не требуем немедленного ответа. Посидите в тишине, поразмыслите. Надеюсь, суток вам будет вполне достаточно.

— Хорошо, — тяжело опустил голову Папа Карло. — Мы подумаем…

— Замечательно! Я всегда знал, что вы человек разумный. С вами приятно иметь дело…

— Не могу этого же сказать и о вас…

— Ну-ну, не будем горячиться. Проводите их, — кивнул он конвоирам.

Гулко протопали по пустынным подземным коридорам станции тяжелые шаги. Пленники шли молча, понурив головы. Вскоре они очутились в одном из технических помещении, переоборудованном под камеру. Со скрежетом закрылась и глухо звякнула металлическая дверь. Послышался звук задвигаемого засова.

С деревянных нар навстречу новым узникам поднялся Нестеров. Без фуражки, с оборванными погонами и с окровавленной повязкой на голове. У дальней стены продолжала лежать неподвижная фигура, с головой укрытая армейским бушлатом.

— Тс-с! — Нестеров прижал палец к губам и заговорил жарким шепотом. — Там прапорщик Черноусов. Спит. У него серьезные ранения в плечо и в грудь… Здравствуйте, здравствуйте! Не думал, что наша встреча произойдет при столь прискорбных обстоятельствах… Проходите, располагайтесь.

И он жестом радушного хозяина указал на деревянные топчаны, позаимствованные из караульного помещения, застеленные синими солдатскими одеялами и расположенные вдоль стен комнаты, не имеющей окон. В металлические стены были врезаны распределительные щиты, увенчанные массивными замками. Под потолком уныло и пыльно светилась шестидесятиваттная электрическая лампочка. Вот, собственно говоря, и весь ненавязчивый комфорт.