Роберт Уилсон - Вихрь

У меня было ощущение, что Оскару этот мой рассказ не по нраву. Наверное, он рассчитывал познакомить Айзека с Воксом по-своему, своими словами. Но врачей радовала физическая реакция Айзека, а Оскару не хотелось снова его разозлить.

Аудиенцию свернул сам Айзек. Его взор затуманился, вид сделался сонный.

— Не хочу тебя утомлять, — сказал я ему. — Какое-то время меня не будет, но скоро я опять тебя навещу, даю слово.

Я встал. Вот тут-то Айзек и затрясся. Это была уже не просто дрожь, а нешуточные конвульсии: голова моталась из стороны в сторону, глаза вылезали из орбит из- под тонких, как папиросная бумага, век. К нему бросились доктора, я отшатнулся.

— Турк! — крикнул он, брызжа слюной.

Крикнул — и одеревенел. Глаза закатились, остались одни белки. Потом губы, язык и челюсть опять пришли в движение, и раздались отчетливые английские слова:

— Грандиозно! Триллионы компонентов, разбросанных по всей галактике! Они знают, что мы здесь, и движутся нам навстречу.

То же самое говорил мне раньше Оскар! Я покосился на него. Его бледность соперничала сейчас с бледностью Айзека.

— Турк! — еще раз крикнул Айзек.

Один из медиков приставил к его шее серебристую трубку. Он обмяк и откинулся на шезлонг с закрытыми глазами, а главный врач бросил на меня не нуждавшийся в переводе взгляд. Я должен был немедленно выйти вон.

В утро начала экспедиции мы поднялись на башню, и Эллисон проводила меня на взлетную площадку. Ее защищал от отравленного воздуха прозрачный осмотический фильтр. Вокруг нас сновали солдаты, разбиравшие разложенное на площадке снаряжение. Мимо проплывали просвеченные солнцем зловещие облака цвета охры.

На прощанье Эллисон крепко меня обняла.

— Возвращайся, — сказала она и добавила на ухо, шепотом: — Быстрее!

Даже это было рискованно. Она, наверное, понадеялась, что Сеть ее не услышит, а даже если услышит, то примет это словечко за мольбу женщины к мужчине, которого она боится потерять. Но она имела в виду совсем другое: «Надо действовать быстрее, иначе мы лишимся наилучшего шанса на бегство. Нас могут в любой момент разоблачить».

— Обязательно, — прошептал я в ответ, имея в виду «я знаю».

Сандра дозвонилась до Боуза только в половине одиннадцатого. Выслушав ее, он велел ей сидеть и ждать, пообещав быстро примчаться. Прошло меньше получаса, а он уже звонил ей снизу. Она впустила его в подъезд и напряженно ждала, пока поднимется кабина лифта, пока он постучит в дверь. Отодвинула задвижку, распахнула дверь.

На нем была не форма, а джинсы и белая футболка. Он извинился, что не сразу ответил на ее звонок. Она предложила ему кофе, специально сваренный к его приходу, но он помотал головой.

— Лучше расскажи, что сказал этот человек. Как можно ближе к тексту.

Звонивший говорил хрипло, чуть в нос, она приняла его за старика. Ее больше всего напугала его оскорбительная фамильярность. Он назвал себя «тем, кому небезразличны ее интересы», но она поняла его в точности наоборот.

«Речь о Кайле? Что с ним?»

«С ним все по-прежнему, не лучше и не хуже обычного, — прозвучало в трубке. — Повреждение мозга? Понятно, почему он сделался овощем и проведет всю жизнь взаперти».

«Назовите себя, иначе я прекращаю разговор».

«Ваше право, доктор Коул. Но я пытаюсь вам помочь, так что лучше вам не торопиться. Знаю, сегодня вы навещали брата. Мне известно о вас еще кое-что. Вы работаете в приюте и принимаете участие в судьбе одного пациента, Оррина Матера. Про Джефферсона Боуза мне также известно. К полисмену Боузу у вас тоже интерес».

Она молча вцепилась в трубку так, что свело пальцы.

«Я не утверждаю, что вы с ним спите, но вы проводите с ним многовато времени, а ведь вы только недавно познакомились. Вы хорошо его знаете? Советую поразмыслить об этом».

Повесить трубку или слушать дальше, чтобы потом пересказать Боузу, чего хотел звонивший? Тот бесцеремонно вмешивался в ее личную жизнь, тем не менее она постаралась не терять голову.

«Если ваша цель — напугать меня, то…»

«Чем вы слушаете? Не напугать, а помочь. Помощь будет вам очень кстати. Вы не представляете, во что вляпались. Что этот Боуз рассказал вам о себе, доктор Коул? Назвался единственным честным копом по всей хьюстонской полиции? Наплел, что хочет разгромить сеть торговли препаратом долголетия? Позвольте, я обрисую вам Джефферсона Боуза немного по-другому. Портрет получится несколько отталкивающий. Карьера в полиции у него не задалась, повышение ему не светит. Он упорно донимает ФБР своей теорией нелегального ввоза в страну химических средств при содействии местного импортера, но от него отмахиваются. Для поддержки своих обвинений он состряпал доказательства — какие- то показания умственно отсталого ночного сторожа. Для этого он не побрезговал соблазнить сотрудницу приюта.

Вами воспользовались, лучше вам взглянуть правде в глаза».

«Идите к черту!»

«Не верите — не надо. Ваше право. Мы можем так проспорить всю ночь. Но я же говорю, моя цель — помочь вам. Или помочь вам помочь вашему брату Кайлу, если так вам больше нравится. Надо отдать полисмену Боузу должное — не все, что он говорит, полная чушь. Кое-кто в Хьюстоне связан с торговлей препаратами долголетия, это факт. Торговля эта нелегальная, тоже факт. Но задайте себе вопрос, если раньше не задавали: так ли плохо то, чем они занимаются? Что дурного в том, чтобы прожить лет на тридцать-сорок дольше? Какое у властей право лишать нас такой возможности? Это, видите ли, мешает их социальному планированию…»

«Если вы пытаетесь что-то мне доказать…»

«Я побуждаю вас мыслить нестандартно, доктор Коул. Вы молоды, здоровы, вам марсианские снадобья ни к чему — и ладно. Но вы иначе запоете, когда начнет обвисать кожа, когда в жизни вам уже ничего не будет светить, только больничная койка да могила. Хорошо, до этого еще далеко. Но мало ли что? Скажем, вам поставят нехороший диагноз — не через много лет, а на следующей неделе: рак в четвертой стадии, против которого обычная медицина бессильна. Препарат жизни — это не только долголетие. Вы проживете дольше, потому что он у вас внутри, находит в организме поврежденные клетки, опухоли и все такое. Он излечит вас от рака. Вы по- прежнему за запрет этого препарата? Хотите обречь саму себя на смерть во имя какой-то „геномной безопасности“? Вы уж меня простите, но это уже полная ерунда!»

«Какое это имеет отношение к…»

«Повторяю, прямо сейчас это лечение вам без надобности. Допускаю, что вы такая упрямая и принципиальная, что лично вам оно вообще никогда не потребуется. Но напомню, это лечение, лечение того, что иначе не лечится — болезней тела и, кстати, мозга».