Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 15

Она водила лезвие вперед и назад, лениво выписывая в воздухе восьмерки.

Он ждал.

Она скрестила руки на уровне груди, и — да — нож теперь был в левой руке.

Он безучастно ждал, держа всю ее в поле зрения.

Она выкинула правое бедро и правую руку по направлению к нему, перебросила лезвие вниз в левую руку острием наружу, крутнулась в пируэте, откинув руку назад, чтобы распороть лезвием горло.

Клинок располагался под таким углом, что любой перехват глубоко поранил бы Тома. Единственным решением было войти внутрь ее движения. Он протанцевал с ней в пируэте, как партнер в танго, положив руку ей на предплечье и направляя ее размах в обход своего тела и назад. Когда рука была максимально вытянута, он сломал ее локтем, как молотком.

Сэнди взвыла.

Том снова поднял локоть и обрушил ей на затылок. Она рухнула на ковер и замерла. Том выдернул нож из судорожно сжатых пальцев и отбросил его в дальний угол комнаты.

Гарден задумался.

Он мог убить ее на месте — поднять нож и перерезать спинной мозг у третьего позвонка, пока она еще беспомощна, — и это, возможно, разом прекратит весь кошмар его жизни. Но последняя ниточка привязанности и остатки благоговения, которое он испытал когда-то перед ее физической красотой, остановили его руку. Пусть кто-нибудь другой возьмет ее жизнь. Он не мог.

Можно было просто выйти из комнаты и затеряться среди строго поделенного на социальные слои населения Босуоша. Но для этого ему нужно было время — несколько большее, чем те несколько минут, в течение которых она придет в себя и отправится по его следам. Надо было хотя бы связать ее и заткнуть рот. Другого выбора, пожалуй, не было.

Связать — но чем? Для начала ее же ремнем. Полотенцами в ванной. Простынями.

Он перевернул тело Сэнди и расстегнул пряжку ее широкого кожаного ремня. Из-за ремня выпала узкая черная коробочка, похожая на школьный пенал. Это было то самое «оружие», которое она взяла с тела мертвого тамплиера. Он засунул коробку в задний карман.

Теперь оставалось найти крепкую вертикальную стойку, к которой ее можно было бы привязать. Столы и стулья, легкие и подвижные, не годились.

Ванная предлагала минимум удобств: старомодные раздельные раковина и унитаз вместо современного гидравлического биокомплекса. Раковина далеко выдавалась из стены, сверху торчали трубы питьевой и технической воды, а внизу проходила большая сливная труба. Она-то и продержит Сэнди час или два. Он перетащил ее тело в ванную, уложил лицом вниз на кафельный пол и пропустил ремень вокруг шеи. Потом пристегнул ремень к трубе, затянув его так, что голова Сэнди приподнялась. Ремень был достаточно широким, чтобы она не задохнулась, хотя дышать ей придется еле-еле, и вообще шевелиться будет довольно трудно, покуда ее кто-нибудь не развяжет.

Гарден разорвал на полоски простыню с кровати и связал Сэнди запястья и локти сзади, как рождественской индейке. Конечно, висеть так с раненой челюстью будет мучительно, но мысль о ее страданиях мало волновала его. Он как раз обвязывал ей ноги махровым полотенцем, когда она очнулась.

— Что ты де'аешь, Том?

— Хочу иметь гарантию, что ты не увяжешься за мной.

— Ты до'жен убить ме'я.

— Не могу.

— Почему? Я тебя убива'а. М'ого 'аз.

— Что?

Сэнди попыталась повернуть голову, чтобы взглянуть на него. Лицо сморщилось от боли — ремень впился в распухшую плоть под челюстью. Голова снова повисла.

— Кто, думаешь, бы' тем ст'е'ком?

— Каким стрелком? Что ты несешь?

— В па'атке пасто'а, там, в А'ка'засе?

— Это было… больше ста пятидесяти лет назад.

— Бо'ше, чем ты думаешь. Я м'ого ста'ше.

— Я тебе никогда не рассказывал об этих снах.

— Я там бы'а.

— Как? Что?

— 'азвяжи ме'я. Я тебе 'асскажу.

Гарден взвесил предложение и решительно отверг его. Сколько процентов Шахерезады содержится в каждой женщине? Она будет рассказывать ему сказки, пока не придут ее бешеные помощнички, схватят его и освободят ее.

— Как-нибудь в другой раз, Сэнди, — он закончил связывать ей ноги. Потом взял полотенце для рук и начал скручивать его жгутом.

Она смотрела на него с ненавистью и нескрываемой угрозой.

— Мне придется заткнуть тебе рот. Я знаю, у тебя несколько зубов выбито, мне жаль причинять тебе боль.

— 'е беспокойся, — проговорила она, все еще следя за ним глазами. — За м'ой п'идут. — Полузадушенный смех отнял почти все ее дыхание. На мгновение ему показалось, что она агонизирует, но он все же не ослабил путы.

Сдерживая дрожь в руках, он прервал ее смех, засунув скрученное полотенце между зубов и как можно нежнее завязав его сзади на шее.

Гарден закрыл дверь ванной и прибрал комнату так, чтобы при случайном взгляде из прихожей она казалась незанятой. Он положил нож из сапога Сэнди в задний карман брюк рядом с «пеналом». У двери он отыскал ее сумочку, извлек оттуда ключ и тоже сунул его в карман, а сумочку забросил подальше в шкаф. Том приоткрыл дверь и прислушался.

Из холла не доносилось ни звука, даже за соседними дверьми все будто вымерли.

Из ванной тоже не было ничего слышно, даже хриплого дыхания Сэнди.

Том Гарден вышел, запер дверь и спрятал ключ в карман.

Направо или налево? На лифте или по лестнице? Он выбрал путь и покинул здание.

Два сторожевых столба, две изогнутые наподобие рогов колонны голого камня поднимались на сотню футов над низким плато, где приютился Гаттинский колодец. По крайней мере, на карте он выглядел как колодец: круг, перечеркнутый крестом.

Карты местности, которые были у тамплиеров — жалкие куски пергамента с несколькими волнистыми линиями и какими-то непонятными значками, — не указывали ни на какие иные источники воды. Франки, которых набрали в войско из крепостей близ Тиверии, говорили, что о здешних землях им ничего не известно, а тем более о воде. Единственное, что они знали наверняка, — это то, что всего через полдня пути можно выйти к побережью Галилеи.

Жерар де Ридерфорт держал пергамент обеими руками, бросив поводья на шею своего боевого коня. Он озадаченно щурился над непонятными буквами возле каждого крестика и каждой линии. Карты делались в спешке в Иерусалиме по мере того, как королевские шпионы присылали королевским писцам сведения о возможном маршруте Саладина, поэтому пояснения не страдали многословностью.

— A… Q… С… L… — прочитал он вслух. — И что это может означать?

— Aquilae! — произнес граф Триполийский, который ехал в свите короля. — Это означает, что мы сможем здесь увидеть орлов.