Игорь Подколзин - Год черной собаки

- Разлюбите, - чужим голосом безнадежно произнес Грег, словно сказал сам себе. - Разлюбите, - повторил еле слышно. - От этого не умирают... Молодость свое возьмет...

В холле было уютно. Верхний свет выключили. По углам настенные бра в виде маленьких факелов придавали обстановке интимный колорит. Трудно было понять, откуда льется музыка - медленный блюз. Пахло, как выразился доктор, красивой женщиной.

Фрэнк и Юта танцевали. Девушка положила голову на его плечо и опустила ресницы.

Эдерс умиротворенно улыбался. На вздувшемся после обильной еды животе на рубашке расстегнулась пуговка. Уваров исподлобья наблюдал за кружившимися в танце. Мартин перекладывал на тарелки из большого блюда розовато-оранжевых усатых омаров, источавших укропно-лавровый дух.

- Вы взгляните-ка на них? - Доктор толкнул физика локтем. - Идиллия. Они светятся изнутри. Эх, любовь, любовь...

- Только и делаю, что смотрю, - ответил Уваров.

- И как впечатление?

- Сдается мне - им очень и очень хорошо.

- Господи! Хорошо! - передразнил Эдерс и оттопырил нижнюю губу. - Да они сейчас у черта на куличках. В волшебной и благоухающей розами стране. Они и нас-то, наверное, не замечают. Где уж, любовь эгоистична.

- Истинная любовь всегда благородна и великодушна, - словно продекламировал Уваров и участливо осведомился: - Вы выпили?

- Я вообще враг спиртного и презираю тех, кто алкоголем создает иллюзорную благость. Просто, скажу откровенно, завидно. Да-да. Завидую до боли в сердце. Захотелось отчаянно обнять любимую и так же плавно плыть под ласковую мелодию. Чтобы душу обволакивали покой и радость.

- Понимаю вас, - вздохнул Уваров и обнял его круглые плечи. - Мне бы тоже хотелось быть далеко-далеко, как им.

- У вас все впереди. Еще будете. И любовь придет.

- Ее я не уберег и, видно, никогда не смогу забыть прошлое. - Он убрал руку. - Как жаль, что люди не научились двигать время вспять. Как жаль.

- Ничего, - ответил успокаивающе доктор. - Рано или поздно разум обретет власть и над временем. Будем терпеливы и оптимистичны.

- Другого и не остается. Во всяком случае, теперь. - Он покосился на Эдерса, спросил доверительно: - А у вас, доктор, нет возлюбленной?

- Нет, - ответил доктор, покачав головой.

- Что так?

- Я, как модно сейчас выражаться, консерватор. Ценю в мужчинах мужество, а в женщинах женственность. Увы и ах, но то и другое идет на убыль.

- Что вы имеете в виду?

- Мне отвратительны вульгарные размалеванные девицы с короткими прическами, словно они только что освободились из тюрьмы или вышли из лечебницы умалишенных. Да еще с сигаретами в зубах.

- Какой-то юморист изрек: целовать курящую женщину все равно что лобызать пепельницу.

- Верно сказал, - кивнул Эдерс. - Но не менее брезгливо я отношусь и к молодым людям с немытыми завитыми патлами до плеч, в туфлях на высоких каблуках - только не хватает, чтобы еще губы красили - эдаким развинченным и вихляющимся субъектам. Вид их наводит на мерзкие ассоциации...

- А вы моралист и противник моды.

- Просто нормальный человек, мода здесь ни при чем. Не сочтите за хвастовство, у меня хороший вкус. Мне порой очень жаль этих девчонок, которые забыли о свойственной юным девушкам и особенно их украшающей стыдливости и гордости.

- Отчасти разделяю ваши взгляды, но не отголоски ли это снобизма и ханжества? Не слишком ли мы категоричны, требовательны?

- Я не сноб и далеко не ханжа, те, кому они позволяют так бесцеремонно себя обнимать, неприлично ругаться при них, их-то и не уважают. Не смотрят как на будущих жен.

- Правильно, - кивнул Уваров, - у этих бедняжек, как сказал один поэт, "есть с кем спать, а просыпаться не с кем". Сплошная голая физиология, никакого духовного общения. О каком же уважении может идти речь? Жалко мне их, очень жалко.

- А я на любимую смотрю всегда глазами будущего мужа.

- Трудно с вами не согласиться. Мне их тоже жалко. Неужели сами не понимают? Но когда поймут - поезд ушел...

Расходились за полночь. Широкие окна поблескивали темно-синей чернотой, словно занавешенные бархатом, усыпанным крупными красными звездами. В наступившей гулкой тишине затихли шаги. В кустах за верандой переливчато затрещали цикады.

Свет в комнате Грега не горел. На полу распластались, отраженные лунным сиянием, рамы оконного переплета. В углах таинственно витали лиловые тени. Где-то у выхода в лоджию что-то шелестело. То ли змея, то ли ящерица.

Фрэнк сидел на кровати, охватив колени руками, положив на них гудящую от мыслей голову. Его терзали разноречивые чувства. Под сердцем ныла щемящая боль. "Вот так и приходит отрезвление: размечтался, старик, девушке всего восемнадцать. Зачем я ей нужен, молодой и красивой? С ее стороны - это жалость и благодарность. Надо отринуть подобную блажь. Ничего хорошего от этих встреч ждать не приходится, только лишние терзания и разочарования".

Из коридора тихо постучали.

- Да, войдите. - Грег вскинул голову.

Дверь отворилась, на пороге стоял Мартин. Спросил еле слышно:

- Мечтаете в потемках? Свет не зажечь?

- Не стоит. Проходите садитесь. Не спится?

Мартин сел в кресло против кровати:

- Что пишет вдова Кребса?

- Все нормально, Мартин. - Грег вздохнул. - Думаю, когда возвратимся, закончим работу, станем жить вместе. Они и мы с вами. Стива усыновлю.

- А мисс Юта?

- Что Юта? - Грег вздрогнул, кольнуло в сердце.

- Куда ее денем? Вы же любите друг друга, зачем обманываться.

- Откуда вы взяли? - возразил неуверенно.

- Бросьте, Фрэнк. Я не слепой. Не выдумывайте сложностей. Я вижу: она к вам неравнодушна, если не больше. Мне кажется, она вас любит.

- Не путайте любовь с чувством уважения, благодарности и... чисто человеческой жалости.

- А чего вас жалеть? Ну уважение, благодарность ладно. Это свойственно честным людям, а она именно такая. Но при чем жалость? Вы что, урод, убогий или нищий? Она же вам нравится?

- Она всем нравится. Я уже обжегся один раз, Мартин, вы знаете, крепко обжегся. До сих пор не пришел в себя, сжимает сердце и саднит душу. Вы спросили, нравится ли она мне? Да. Очень. Я ее люблю. Но это не имеет значения, боюсь вновь потерять, вдруг все повторится, как с Джин. Будет нелегко перебороть чувство, но что поделаешь - переживу.

- Жаль, Миша спит, - засмеялся Мартин.

- При чем здесь Миша?

- Он мне приводил хорошую русскую пословицу: "Обжегся на молоке, дуешь на воду". О'Нейли нужно давно забыть и никогда не вспоминать - я вам говорил, она была плохим человеком. Вы извините, Фрэнк, что вмешиваюсь, однако мне кажется, вам пора обзавестись семьей. Лучшей жены, чем мисс Юта, не сыскать, поверьте мне, не мучайтесь - решайте.

- А что же вы сами не женились?

- Я другое дело. - Негр глубоко вздохнул. - Светлой памяти шеф, Эдуард Бартлет, говаривал - семья большая ответственность. Прежде чем ей обзаводиться, подумай - не наплодишь ли несчастных, не станут ли впоследствии упрекать тебя дети, что не смог дать им хотя бы то, что необходимо для нормальной жизни. Если уж такие, как он, - белые, умные, образованные и богатые метались в сомнениях, то что говорить обо мне, черном, неученом и бедном? Остался бобылем - все никому не в тягость.