Андрей Попов - Дверь в сказочный ад

– Кто?

– Чарли, местный юродивый.

– Чарли, Чарли… ах, да! Это тот придурок в чумазых штанах и дырявой шляпе, который бегает по лужам и, купаясь в грязи, называет себя царем всех людей! Гони его в шею! Скажи ему, пусть отправляется в какой-нибудь курятник охотиться на драконов. Я даже наказывать его за это не стану.

Не прошло и двух спокойных минут, как Хортс явился снова.

– Он не уходит. Говорит, что у него к вам какое-то важное сообщение, и еще — он хочет продать вам какие-то картины.

Ну, судьба-идиотка! И надо же так действовать мне на нервы! Не успел я избавиться от одних «шедевров», как мне предлагают купить другие. И вообще, откуда у оборванца могут взяться картины? Наверняка спер где-то.

– С этой самой минуты, Хортс, я больше не интересуюсь живописью. Возьми палку и прогони наконец этого психа! Не поможет — можешь взять чайник и ошпарить его с ног до головы!

Когда же, спустя минут пять, я вновь увидел своего привратника на том же месте и в той же позе рассеянного недотепы, то уже взбесился:

– Что еще?!

– Мистер Айрлэнд, его били несколько человек. Он все равно не уходит, говорит, что должен вас увидеть. Говорит…

– Говорит, что снег горит, лошадь в небесах парит, у снохи полиартрит, а на грядке сгнил гибрид! Черт с ним, пусть войдет! Но предупреди: если он тревожит меня по какому-то пустяку, я ему лично башку откручу!

Чарли принес с собой запах всех помоек, существовавших в округе. Его ветхая одежда была вся в заплатках, а кое-где проглядывалось немытое, наверное, месяцами тело. Наполовину седые, наполовину вылезшие волосы клочками свисали с головы похожей на череп. Взор был потуплен, глаза опущены вниз. В таком виде обычно является провинившийся раб, не смеющий глянуть на своего господина. Он смиренно произнес:

– Я царь всех людей и всех зверей. Прошу выслушать меня.

– Я знаю, что ты царь. У тебя есть ровно минута, по окончании которой я вышвырну тебя вон.

В одной руке, иссохшей как у мумии, он держал большой черный саквояж, о внутреннем содержании которого, кажется, Хортс уже намекал. Меня это стало даже немного забавлять. Голос Чарли был еще более отвратительным, чем внешность. Вернее сказать, голоса-то никакого и не было, лишь хрип и скрежет, из которого рождалось подобие звуков:

– Извините за беспокойство, мистер Айрлэнд. Прошу вас, это совсем недорого, купите работы одного знатного господина. Всего двадцать пять шиллингов за одно полотно! Двадцать пять шиллингов — это почти даром!

– Увы, я не ценитель искусства. Впрочем, если ты попросту нуждаешься в деньгах…

– Да вы только взгляните на эти работы, мистер Айрлэнд! Только взгляните! У вас непременно появится желание их приобрести!

– Вы уверены?

– Да, так сказал их автор, очень знатный господин. Он выдающийся художник.

– Он и послал тебя ко мне?

Чарли кивнул. Вообще-то странно: посылать какого-то оборванца в такую даль ради двадцати пяти… Да нет, Чарли просто где-то своровал холсты и теперь хочет заработать на хлеб. Вполне приличный бизнес для оборванца. Я задал разоблачающий вопрос:

– И как же имя столь знаменитого художника? Имею я честь знать?

– Конечно, его знают все в округе. Это барон Маклин.

Я высоко поднял брови, затем сурово их опустил. Впрочем… может, просто однофамилец? И я иронично спросил:

– Уж не тот ли это Маклин, который шесть веков назад основал Менлаувер?

– Да! Да! Да! — юродивый возбужденно закивал головой, почти по-детски радуясь моей проницательности.

Все еще сдерживая себя от гнева, я медленно, но доходчиво процедил сквозь зубы:

– Чарли, всем известно, что ты сумасшедший, и это оправдывает многие твои выходки. Но скажи честно: ты ведь сейчас сознательно издеваешься надо мной. Ведь так?

– Я не сумасшедший, я царь всех людей и всех зве…

– А ну, пошел вон!!

Тут же пришла мысль крикнуть дворецкого, чтобы тот, не утруждая себя этикетом, выволок за шиворот этого наглеца да немного вправил ему мозги. Но Чарли меня опередил:

– Бог с вами, мистер Айрлэнд! Я не хотел вас разгневать, — он несколько раз махнул перед собою рукой, небрежно изображая крестное знамение. — Просто барон Маклин сказал, что вы не устоите перед покупкой этих портретов, лишь только их увидите!

– Портретов?! — мои сжатые кулаки чуть не раздавили подлокотники кресла. — Каких еще портретов?

– Ну вот видите, вы и сами заинтересовались. Вы только взгляните, мистер Айрлэнд!

Суматошными движениями дрожащих рук он взялся расстегивать свой саквояж, в котором, как обычно, заклинило замок. Затем вытащил несколько картин и принялся аккуратно их расставлять.

Я слышал громкий стук собственного сердца — оно уже предчувствовало, что именно мне суждено увидеть. Свет вдруг разом посерел, все звуки сделались фальшивыми, лишь этот демонический голос, ядовито-слащавый, заигрывая со слухом, опалял душу: «…только взгляните, мистер Айрлэнд!» . Каждое слово было с примесью пороха, проникало в сознание и вспыхивало там огнем.

Сомнений уже не оставалось: на одном из «портретов» была изображена леди свинья, моя старая знакомая, с накрахмаленным белым воротником и серьгами в ушах — точная копия той, которую я сжег. Только что. Не трудно догадаться, что из других полотен в мир людей глядели морды волка, бегемота, медведя, рыси и маленького плешивого кота. Бегемот, как и прежде, был изображен с дымящейся во рту трубкой, и возникло жуткое предчувствие, что он вот-вот дружески мне подмигнет.

Эти шесть сволочей словно воскресли из пепла, смертию смерть поп… Ну, маразм!

Я мотнул головой. Мир покачался перед глазами и снова встал на свое место. Хотелось крикнуть: «откуда?!» , хотелось вышвырнуть Чарли ко всем чертям, хотелось вновь изломать эти картины и кинуть их в пасть вечноголодного камина.

Но ничего этого я не сделал. Просто сидел, обхватив голову руками, окончательно сломленный духом, недоумевающий, раздавленный и обреченный. Мой гость вновь заговорил:

– Барон Маклин сказал: вы обязаны купить портреты и повесить их у себя в гостиной.

Как изменился его голос! В нем не было и духа того сервилизма, той рабской угодливости, что ластилась передо мной минуту назад. Каждое слово звучало как приговор. Он мне приказывает?

Я посмотрел в его глаза, в них — пустота, в пустоте — обледенелый взор умершей души, которая надела на себя еле живую плоть. Кто он, этот юродивый Чарли?

Я уже был не в силах бороться. Язык онемел, мысли притворились спящими. Позже Голбинс утверждал, что по моему личному распоряжению он отсчитал Чарли соответствующее количество шиллингов и повесил портреты на их прежнее место. Еще позже, анализируя произошедшее, я пришел к выводу, что в тот момент находился как бы под гипнозом. Мою волю словно парализовали. И еще я понял то, что звери являлись истинными хозяевами Менлаувера. Они были неуничтожаемы …