Эдуард Геворкян - Ладонь, обращенная к небу

Выяснилось, что можно было и не спешить — дело получило огласку и разбирательство оказалось долгим.

Внука заточили в отдельном помещении в самом дальнем конце тюрьмы для опасных преступников. Ученика Идо внутрь не пустили. Тюремщик долго гремел ключами, ворчал невнятно о подкупе и ужасных карах за подкуп, о своем добросердечии и наконец открыл дверь.

— Скоро я приду, и чтобы здесь никого из посторонних не было, — сказал тюремщик и исчез в темном коридоре.

Мастер Ганзак чуть было не прослезился, увидев внука в тюремной одежде. Но сдержался и лишь спросил, не голодает ли тот.

— Мне приносят еду, — пробормотал Отор, опустив голову и стыдясь поднять глаза.

— Завтра или послезавтра ученые вынесут приговор, — сказал Ганзак. — Если бы я знал, кого из них подкупить, чтобы он выступил в твою защиту…

— Защитники будут, — еле слышно ответил внук. — Сам Наследник потребовал решения по справедливости.

— Вот как? — поднял брови старый мастер. — Значит, правду говорят, что Наследник благоволит к большеглазым дьяволам и тем, кто общается с ними?

Отор ничего не ответил, да в этом и нужды не было. Кое-кто из молодежи тянулся к чужакам, как домашний муравей на сладкое. Добро бы еще просто для торговли! Ради наживы алчные люди готовы были рискнуть и рисковали, зарабатывая втрое, вшестеро против обычного. Чужаки серебра не жалели. Хуже приходилось неосторожным юнцам, которые, пробираясь к Фактории, вступали в разговоры с большеглазыми дьяволами, насыщая свое любопытство. Одним из них жизнь после этого казалась пресной, каноны и установления — скучными, а друзья и родственники — людьми недалекими. Другие пытались подражать большеглазым дьяволам в манере разговора, в поведении, громко смеялись в присутствии старших, отказывали в воде младшим, сомневались в установлениях и канонах и даже осуждали деяния предков, правда, шепотом и лишь в кругу себе подобных.

— Кто в столице самый лучший законник? — спросил мастер Ганзак.

— Не знаю, — уныло ответил Отор. — Может, дядюшка Сокан знает…

— Ну, я и сам могу найти. Приходил ли к тебе Сокан?

— Два раза. Приносил вина, сластей. Он и рассказал про Наследника.

— Хорошо. Даже если приговор будет суров, я дождусь твоего возвращения из ссылки. Помни о своем долге — тебе надлежит похоронить меня. Если тебя не будет рядом, я не смогу отпустить душу, обратив ладони к небу.

— Это старые предрассудки… — начал было Отор, вскинув голову, но мастер перебил его:

— А если ты снова будешь охаивать обычаи предков, то люди скажут, что я умер, обратив ладони к земле.

Отор вздрогнул и снова опустил глаза.

Лучший законник нашелся в тот же вечер. Мастер договорился об оплате и пошел разыскивать Сокана. Подмастерье Идо сторожил комнату и кошель с деньгами, которыми их ссудил хозяин гостиного двора, узнав, кем является его гость.

Сокан обнаружился в таверне, где обычно собирались стражники из дворцовой охраны после обходов и служб. Он уже изрядно выпил подогретого вина и, завидев родственника, вскочил с места, опрокинув скамейку. Разносчик вина сделал ему замечание и тут же получил в ухо. Кто-то вступился за разносчика, началась драка, причем Сокан в это время был уже на улице вместе с мастером, забыв при этом расплатиться за выпитое.

— Таковы столичные нравы, — сказал он слегка заплетающимся языком. — Никакого уважения к служилому люду. Прислуга распоясалась. А все эти большеглазые дьяволы мутят воду!..

— Ты можешь устроить встречу с кем-нибудь из ученых?

Тут Сокан споткнулся и чуть было не улетел в канаву.

— А вот этого не надо, — сказал он почти трезвым голосом. — Подкупить ученого мало кому удавалось. Можно все испортить. Решение будет по справедливости.

— Это тебе сам Наследник сказал? — недоверчиво спросил мастер Ганзак. — У тебя такой высокий чин?

— Тс-с…

Сокан обвел мутным взглядом улицу, освещенную гирляндами разноцветных фонариков над увеселительными домами.

— Кто я такой, чтобы со мной разговаривал Наследник? — хитро прищурившись, сказал он. — Я знаю свое место, и если будет воля Неба — возвышусь до начальника стражи. Или буду изгнан из дворца, если сила земли превзойдет небесное предписание. Но у меня есть уши, а во дворце много языков, в том числе и болтливых. Однако нам надо выпить хорошего вина за благополучное разрешение…

В палату, где собрались ученые, Отора привели в новой одежде. Увидев это, мастер Ганзак приободрился — опасных преступников облачают в рубище и заковывают в тяжелые цепи.

Ученые сидели за четырьмя длинными столами по шесть человек.

Столы были расставлены квадратом, а в середине — небольшая узкая скамья для подсудимого. Посторонних в зал не пустили, лишь мастеру да чиновнику по особым поручениям, которого прислал Наследник, позволили занять места у стены.

Вопросы, которые задавали ученые, мастеру были непонятны. Отора спрашивали о том, сколько времени он учился искусству создания молитвенных беседок, знает ли он отличия между школами Северных княжеств и традиционных канонов Логва, использует ли он при варке лака цеженые или вываренные масла, какими камнями затачивает инструменты и какими правит…

Отор отвечал быстро и без запинки, порой увлекался и подробно рассказывал, что именно надо добавлять в рыбий клей, чтобы тот высыхал как можно медленнее и не протухал при этом. Слушая внука, мастер Ганзак порой улыбался в седую бороду, гордясь его знаниями, а порой хмурился, когда внук слишком откровенно делился секретами мастерства. Впрочем, успокаивал себя мастер, книжникам вряд ли придется когда-либо брать в руки музыкальный молоток или рубанок, да и стары они, чтобы учиться высокому мастерству. Вопросы и ответы никто вроде не записывал, но кто знает, не сидит ли писарь за ширмами?…

Потом один из ученых так же благожелательно спросил, какой инструмент лучше — рубанок из яблони со стальным лезвием или саморежущие палочки из Фактории? Тут вмешался другой ученый и сказал, что саморежущие палочки никуда не годятся, потому что они как бы ошкуривают дерево толстыми слоями, тогда как для тонкой работы всегда можно изменить высоту лезвия рубанка.

— У саморезов тоже можно изменять глубину, — сказал Отор. — Там есть особое кольцо…

Он замолчал, а мастер Ганзак чуть не застонал. На его глазах внук признался не только в общении с чужаками, не только в незаконной мене или торговле, но и в использовании запрещенных предметов.

Ученый в халате, расшитом большими красными с золотом цветами, посмотрел на мастера и, словно угадав его мысли, сказал:

— Мы знаем, что мастер Отор пользовался многими инструментами чужаков, но не вменяем это в вину. Инструменты — всего лишь предметы, вещи. Хитроумие их создателей опасно, но лишь со временем, когда потребность в этих инструментах станет подобна неутолимой жажде. И ради приобретения нужных и ненужных вещей могут произойти великие несчастья, которые обычно происходят во времена нарушения канонов и установлений.