Наталья Резанова - Игра времен (сборник)

Скептицизм Барнава, по мысли руководства, должен был уравновешивать суровость Шульца. Но Крамеру он успел изрядно надоесть.

– Собственно, цель моего визита не в том, чтобы обсуждать прилет «Одина». Я хочу попросить у вас личное дело Вероники Неро.

– Неро. Хороший работник. Кстати, она не похожа на итальянку.

– А разве она итальянка?

– Не знаю. Теперь все так перемешалось…

Он направился к сейфу с документами. Когда Барнав встал, оказался виден портрет президента Торгово-промышленной Федерации с выдержкой из его предвыборной речи: «Равновесие сил, установившееся на Земле, должно распространяться и на Космос – таков наш девиз. Мы – сугубо мирная организация и, исходя из этого, строим свою политику».

Барнав открывал какие-то ящики, бормотал:

– Да, почти ничего не изменилось… и документацию ведем по старинке… – Он вытащил пластиковую папку, протянул ее Крамеру. – Так что там с Вероникой?

– О ней ходят странные слухи.

– Опять слухи? Хм… это что, из-за того случая? Да, было дело. Это ж надо – такое везение! Я был на месте оползня. Было бы чудом, если бы она просто оказалась жива, а она еще и выбралась оттуда без единой царапины.

– Как без единой царапины? Я сам видел шрам.

– Так он и раньше был… И из-за этого случайного эпизода вы ее в чем-то подозреваете?

– Но кое-кто из рабочих и младших техников поговаривает, что Вероника вообще не может умереть.

– Погодите… вы это из-за недавней шумихи из-за андроидов? – Барнав отмахнулся. – Абсурд! Все сотрудники Станции прошли жесткий медицинский контроль. Любое отклонение от нормы… Ну, у Лины спросите… или у Монтериана…

– Возможно, я это сделаю. А может быть, и нет. Если хотите, меня интересует не сама Вероника, а эти слухи. Самое лучшее было бы обратиться к психологу. Но что делать, если Вероника и есть психолог? Во всяком случае, дайте папку.

– Берите. Только ничего вы здесь не найдете.

Итак, Вероника Неро, 26 лет, незамужняя, сирота, ни в одной политической партии или организации не состоит. Языки: английский, французский, итальянский, линкос, латынь. Родилась в Тремиссе (пригород Лауды). Окончила университет в Нью-Академе одновременно по двум специальностям – историк и психолог. Во время учебы награждена мемориальной академической стипендией королевы Беаты. Затем – полтора года в Институте Западной истории. Тема магистерской диссертации – «Психические отклонения в религиозных ересях европейского Средневековья» (опубликована в XIX выпуске научных записок института). Подала документы сразу после того, как в печати было объявлено о наборе специалистов на Гекату, и зачислена незамедлительно.

Заключение врача: здорова.

Благодарность дирекции по делу М-29-а.

Какие-либо замечания отсутствуют.

Может быть рекомендована к дальнейшим работам, проводимым «Галактикой».

Вот и все. Обычная биография. Ничто не выделяет ее из прочих специалистов, работающих по контракту. Ни двойное образование – в последнее десятилетие это стало повседневным явлением, ни готовность, с которой она была принята на работу, – предпочтение при наборе отдавалось молодым и бессемейным. Легко находили объяснения и пресловутые архаические пристрастия Вероники. Единственное, на что следует обратить внимание, – благодарность дирекции. Судя по коду «М», дело касалось шахт. А Вероника не была допущена к работам на Базе, и необходимости в этом не наблюдалось. Разъяснения мог дать только Шульц. А Шульц скоро ожидается. Разумеется, он прибудет не для того, чтобы обсуждать Веронику Неро. Разговор пойдет о главном, а Вероника – это уже частности. Но главное – это шахты, а там побывала и Вероника.

– Смотреть видео или читать я могу и у себя в комнате. Библиотеку я посещаю, чтобы поговорить с людьми. Но только не на профессиональные темы!

Эмма Вингрен уже почти достигла возрастного ценза, допустимого на Станции. Тело она имела полное, лицо округлое, голос пронзительный и не могла себе позволить ни надменности Лины, ни сухости Вероники.

– Только что здесь был Оскар, и знаете, о чем он битый час мне рассказывал? О фазах Рамнусии!

Неясно было, к кому обращается Эмма – расположившемуся рядом Андерсону, к Монтериану, занятому решением шахматной задачи, или к самому Крамеру.

Вероника, как всегда, копалась в книгах.

– Ты бы шла, выспалась после смены, – сказал ей Андерсон.

– Не хочу.

Разговор происходил примерно сутки спустя по земному времени. Шульц прибыл, но он-то сейчас как раз отсыпался.

– Правильно, Вероника, – Монтериан, второй врач Станции, оторвался от шахмат, – на сон уходит слишком много времени. Того, что мы тратим на сон, хватило бы еще на одну жизнь.

– А вы уверены, что человеку нужна еще одна жизнь? – подкинул ему реплику Крамер.

– А вы у людей поспрашивайте.

– Точно, – сказал Андерсон. – Каждый бы согласился прожить подольше. Если, конечно, не стареть. Иначе все ни к чему.

– И какой же допустимый предел? Вот вы, Эмма, как думаете?

– Ну, это извините, Раф, спрашивать женщину о возрасте!

Поняв, что Вероника сама в разговор не включится, Крамер прямо адресовался к ней:

– А вас эта тема совсем не интересует?

– Когда-то интересовала. – Она провела пальцами по корешкам книг. – Даже кое-что почитывала. Потом бросила. Слишком уж много об этом написано. Впрочем, кажется, ничего нельзя сказать, чтобы не найти этому аналогию в истории, в философии, в литературе. Так вот, о долголетии. Один великий писатель прошлого в свое время утверждал, что человек должен и может жить не менее трехсот лет. Причем средство для этого он указал самое простое – нужно просто не хотеть стареть и умирать. Этот писатель и сам прожил довольно долго – ну не триста лет, а около ста… А другой гений, его современник, возразил: человеку отпущен совершенно достаточный срок, дальше настали бы скука и опустошение… Этот писатель, конечно, умер весьма молодым. Кстати, Эмма, оба они, развивая свои идеи в драматургической форме, в центр сюжета ставили женщину. Потому что женщина, вероятно, находится в более интимных отношениях со временем.

– Ладно, это к истории вопроса. А ваше собственное мнение?

– Если бы человек мог жить неопределенно долго? Как историк, посоветовала бы ему запоминать побольше – какой бы это был неоценимый свидетель! А как психолог – не перегружать голову ничем лишним.

– У вас, Вероника, узкоспециальный взгляд на вещи, – сказал Монтериан.

– Зато ты всегда помнишь кучу разных подробностей, – усмехнулся Андерсон.

– Ненужных, хочешь сказать? – Она взглянула сквозь очки на Крамера. – Вот вам свидетельство, что я не приспособлена к долгой жизни. Голова не выдержит. – И она снова повернулась к книгам.