Наталья Резанова - Игра времен (сборник)

Кто-то придвинул ей низкий дубовый табурет. Торгерн кивнул. Она села рядом с креслом Торгерна. «Почти у ног». Ладно, и это вытерпим. Как бы низко она сейчас ни сидела, она уже приблизилась к вершинам здешней иерархии. А пока будем слушать.

Первым начал епископ Аврелиан. Появление Карен если и смутило его на мгновение, то в замешательство не привело. Он, вероятно, давно имел прочное понятие о Торгерне, и женщина в совете ничего нового к этому понятию не прибавляла. Он приехал, чтобы сказать то, что хотел, и ничто не могло ему помешать. Говорил он зычным, несколько сиплым голосом, голосом человека, привыкшего обращаться к толпе.

– Сын мой, я вновь пришел просить тебя за свою паству. В Малхейме давно царит запустение. Горожанам нечем прокормить своих детей, не говоря уже об уплате налогов. Отмени последний налог или хотя бы уменьши его.

– Это невозможно, отец. Я уже говорил тебе.

– Говорил. Но плач и молитвы бедняков звучат для меня громче твоих слов. Вдумайся, ведь они несут все тяготы войн, однако лишены возможности вкусить от плодов победы.

– Никаких тягот они не несут, сидят спокойно в своих норах, пока я с войском нахожусь в походе. Они забыли, видно, что могут торговать, набивать брюхо и плодить детей потому лишь, что я защищаю их. Многие зарятся на Малхейм, но, пока я у власти, ни один враг не сунется через границу княжества.

– Да, – сказал Аврелиан, – обеспечить покой государства может только сильная верховная власть. Но кто поручится за то, что твоя власть останется сильной и впредь?

Карен вскинула взгляд на епископа. Отлично, старик, то, что надо, Аврелиан!

– Слабость наших врагов – вот порука, – быстро ответил Флоллон, упредив князя. – Вильман и Юкунда, государства побережья и загорья – все воюют. Настоящий адский котел… и мы среди них как скала в море. Ничто нас не минует, ни хорошее, ни плохое… – Он почуял, что его речь начала сползать куда-то не туда, и поспешил умолкнуть.

Торгерн ничего не сказал. Сидя к нему спиной, Карен не могла видеть его лица, но чувствовала, что последние слова прошли мимо его внимания. А это никуда не годилось. Не для того она сюда явилась. Пока она думала так, снова заговорил епископ. Он, видимо, понимал, что был чересчур резок, и продолжал более осторожно. Он вовсе не имел в виду усомниться в правах правителя, но забота о княжестве… сила благого примера…

Все это Торгерн слышал от него десятки раз. Однако сейчас ему мешала даже не привычка. Жизнь превратилась в дорогу, в темный узкий коридор, в конце которого ждет она. Он знал это, и вот он ее увидел. Даже больше – она сидит рядом с ним. Опустив глаза, он видел – не затылок ее и спину, нет, только закрывающие их волосы, которые она редко убирала в прическу, словно ей трудно было их стягивать. Второй плащ поверх плаща.

Карен прислушивалась. Хотя речь епископа по-прежнему двигалась в нужном направлении, в тщательно подбираемых словах ощущалась усталость.

«Теперь время вступить мне».

– Для укрепления власти нужны два условия, – негромко, но внятно проговорила она, – мир с соседними государствами и обеспечение наследования. А для достижения этого я вижу один выход. Правитель должен как можно скорее взять себе супругу. Благородное собрание понимает, кого я имею в виду. Я говорю о госпоже Линетте из Вильмана.

Собравшиеся разом заговорили меж собой, закивали. Епископ глядел в ее сторону озадаченно. Он видел ее в первый раз, но, разумеется, слышал о княжеской ведьме и теперь не знал, радоваться ли ему неожиданной союзнице. Он молчал, и Карен понимала почему – не знал, как к ней обратиться. «Госпожа» – явно не тянет. «Дочь моя» – это ведьме-то? По имени – тоже не годится…

– Ну, это ты чересчур лихо сказала, – заметил Катерн, – но, в общем, и правда в этом есть. Правитель никому ничего не должен. – Он покосился на Торгерна, тот никак не прореагировал, и он продолжал: – Однако для чего же ему отказываться от собственной выгоды?

Последовал новый всплеск голосов, обсуждающих открывшиеся возможности. Но он не слушал. Осторожно протянул руку и коснулся притягивавших его взгляд волос. Они были теплые, живые. И не было сил оторвать от них пальцы.

Руки Карен, скрытые в складках плаща, сжались в кулаки до побеления суставов, но на лице не двинулся ни один мускул. Заметил ли кто-нибудь? Кажется, нет. Ей хотелось вскочить с места и заорать, а вместо этого она сидит и терпит, потому что совет должен продолжаться.

Он продолжался, и большинство было за нее, но не все. Вот Оффа – нововведенный в совет, и уже хорохорится.

– По-твоему, для блага княжества обязательно нужна госпожа Линетта? Что мы – трусы, чтобы выторговывать мир с Вильманом? Да при желании князь может захватить этот Вильман со всеми его девицами!

Она встала.

– Речь не о том, чтобы что-то выторговывать. – Она старалась говорить так же спокойно, но с большей силой убеждения. Она достаточно умела управлять своим голосом. – Речь о том, чтобы сберечь силы для более важной задачи. Объединение разрозненных государств, о которых упоминал Флоллон, всех мелких княжеств, герцогств и королевств произойдет так или иначе. Для вас важно, чтоб оно произошло под эгидой Торгерна. Я не говорю, что у вас нет для этого сил, но вы тратите их бесплодно в сварах между собой. Кончится все это тем, что вы потеряете выгоды, которые дает срединное положение княжества, и уступите свои преимущества королям побережья.

И они снова заорали. Одни – что да, княжество должно стать королевством, и оно будет королевством, черт побери, а другие – что она не смеет называть их геройские войны бесплодными сварами, и все перекрыл голос епископа, вещавший, что он согласен с этой женщиной, что слова ее благоразумны, и он советует прислушаться к ним.

Тут все взоры обратились к Торгерну.

– Пусть князь сам скажет!

– Почему ты молчишь?

Он снова их видел и слышал. А они видели его. Но никто ничего не заметил. Он обвел собрание взглядом. Крикуны примолкли. В полной тишине раздались его слова:

– Я вас слушал. Что решу – узнаете. Все.

Все? Посторонние были бы разочарованы. Никакого решения? Но здесь привыкли. Не могли они привыкнуть только к тому, что скрывалось за этим «все». Оно могло обернуться и коварным замыслом, и полным равнодушием. Собравшиеся начали подниматься. Приглушенные голоса слились в неясный гул.

– А ты, Карен, повремени.

Повернув голову, она увидела у дверей яростно гримасничающее лицо Флоллона. Не решаясь открыть рот, он махал ей рукой, точно повторяя: «Да! Да! Да!» Она осталась сидеть на месте, но как только последний из советников покинул зал, вскочила на ноги и, отступив к окну, зашипела:

– Еще раз дотронешься – голову обрею! – Казалось, эти слова принесли ей некоторое облегчение. Она злобно рассмеялась. – И как это я раньше не додумалась? Без волос я буду еще безобразнее, а?