Николай Сухомозский - Испытание

- Туман и дождь - радиоактивны, - со злостью ударил кулаком о кулак Брун. - Предстоит спасаться от новой беды!

Он незаметно попятился назад. Нервы были на пределе. В любую секунду - прекрасно осознавал это - его могла подстерегать новая неприятная неожиданность, похлестче тех, которые уже произошли. Ими, похоже, буквально кишит окружающая действительность. Не слишком ли много испытаний для одного за столь короткий период?

И все же пасовать Брун не намерен. Как это ответил гордый грек самодовольному завоевателю-персу, который, желая ошеломить горстку воинов противника, передал угрожающее:

- Нас столь много, что если одновременно пустим стрелы, они сплошной тучей закроют солнце.

Последовавший ответ поразителен своей хладнокровностью и невозмутимостью, достойными настоящего мужчины:

- Что ж, значит, мы будем сражаться в тени!

Брун также будет сражаться, он тоже не дрогнет!

Стена опасного дождя, отрезая путь назад, шелестела уже в нескольких метрах. Индикатор уровня испепеляющей радиации неумолимо темнел. Тут не пятиться надо, а бежать, сломя голову. Выбирать направление не приходилось. Развернувшись на 180 градусов, Брун устремился по уже знакомой тропинке. Вот только куда?

Тр-рах! Брун так поначалу и не понял, почему на лбу наливается шишка, а сам он лежит, распростершись, подобно ковру, подготовленному к выбиванию, на земле.

Поднялся, осознавая всю опасность промедления, и с упорством греческого полководца двинулся вперед, дабы хоть на четверть метра очутиться дальше от коварного дождя. И снова чуть не свалился.

Что за пародия на передвижение? Перед ним, сколько видит глаз, никакой преграды. А между тем, сделать еще хотя бы шаг не удавалось.

Силовое поле неизвестной природы?

Возможно, он такого поворота событий не исключает. И, тем не менее… Брун рванул влево и побежал, уже не испытывая ни малейшего стыда за подобное малодушие. Метров через двадцать с еще одной шишкой на голове распластался на земле.

Повернул назад, повторил маневр, но уже не на такой скорости - на плечах у него отнюдь не боксерская груша. Бесполезно. Наткнулся на ту же невидимую преграду.

Выйдя победителем из предыдущих пертурбаций, умереть от радиации вовсе не хотелось. Он не должен погибнуть, несмотря на то, что в данный момент чувствует себя диким зверем, попавшим в хитроумную западню. Был бы с ним гиповир, он бы аннигилировал этот дожде-тумано-желеподобный студень - и дело с концом. Увы, рассчитывать приходилось лишь на собственные руки, ноги и кочан капусты, в просторечии именуемый башкой.

На локоть левой руки Брун уже не смотрел - боялся. Но краешком глаза, сам того не желая, заметил: цвет лоскутка стал траурно-черным. Еще немного и ему уже никто и ничего не поможет - количество альфа-, бета- и гамма-излучения превысит все мыслимые и немыслимые нормы.

Что-то фатальное чувствовалось в этом дожде. "Неумолим, как расплата", - искоркой мелькнуло где-то в подсознании. Оба полушария, казалось, дымили от напряжения, стремясь в последний момент определить, где она, спасительная нить Ариадны?

Ясно, как божий день: решение не должно быть тривиальным. Чем туже затянут узел противоречий, тем парадоксальнее путь к выходу. Нашла же решение мать младенца, схваченного крокодилом, из известной притчи. Кровожадное животное на вопрос глубоко несчастной женщины "Будет ли проглочен мальчик?" глубокомысленно изрекло:

- Если ты сама угадаешь ответ, отпущу ребенка целым и невредимым.

Женщина тут же нашлась:

- Ты его съешь!

Крокодил задумался:

- Как же мне быть? Если я отпущу младенца, значит, ты не угадала. Следовательно, я должен этим маленьким капризным стервецом пообедать.

- Не торопись, - сказала мать. - В действительности, чтобы не нарушить слова, ты должен вернуть мне сына.

- Почему? - удивился крокодил.

- Ибо, если ты его съешь, то значит, я угадала и по условиям пари должна получить мальчика обратно.

У бедной рептилии от неожиданности (женщина ведь тоже была права) отвисла массивная челюсть. Да так, что он упустил младенца, которого счастливая мать тут же подхватила на руки и унесла.

Вот и Бруну надо действовать не по шаблону. Иными словами, в его ситуации логичнее броситься навстречу опасности, а не пытаться избегнуть ее.

Брун - все-таки нервы не из титанового сплава! - раза три глубоко-преглубоко вдохнул-выдохнул показавшийся таким сладким воздух и очертя голову бросился вперед. В этот раз долго бежать не пришлось - от стены неумолимо надвигавшегося ливне-тумана его отделяли считанные метры. Преодолев их буквально в два прыжка, "без пяти минут младший астронавигатор" окунулся… нет, не в потоки воды из разверзшихся небесных хлябей, а, словно переступив некую черту, разделяющую два мира - сухой и мокрый, - в солнечные лучи. Лить перестало, словно кто-то там, наверху, выключил водопроводный кран.

И, о мистика в квадрате! Ни фантасмагоричной рощи, ни тропинки и в помине не было: как будто они ему привиделись. Сколько хватало взора, до самого горизонта, тянулись желтые пески. В зените раскаленной сковородкой повисло солнце, немилосердно нагревающее все вокруг. Уже через пяток минут Бруну страшно захотелось пить. Увы и ах! На колодец в этой пустыне рассчитывать вряд ли приходилось.

Неужели ему уготована смерть от жажды? Если ему не изменяет память, в древности существовала подобная "изящная" пытка.

Но за какие грехи она выпадает на его долю?

Незримая стена… Может, она исчезла? Брун обернулся, чтобы проверить свою гипотезу. Сделав шаг, замер. Со все сторон его окружала пылающая нестерпимым жаром пустыня без конца и края.

И он, как перст, посреди нее!

Дилемма не для слабонервных: что лучше - идти, медленно умирая, или сразу бухнуться - и по капельке отдавать богу душу?

Прошло не менее получаса в поисках ответа на столь сакраментальный вопрос.

Какой смысл мучить себя, преодолевая под раскочегарившимся не на шутку и безжалостным светилом метр за метром, если финал предопределен заранее?

Он ясно представил себе эту нетривиальную картину. Пересыхает в горле. Шершавым, как рашпиль, становится язык. Начинает резать в глазах - от обезвоживания организма, от мелких пылинок, проникающих под веки. Мутится рассудок. Брун в беспамятстве срывает с себя одежду, надеясь таким иллюзорным способом хоть немного охладить перегревшееся тело. И лишь усугубляет мучения - теперь солнце жжет уже непосредственно обнаженную кожу. Бред, мучительная агония и - крышка.

Интересно, сколько можно выдержать в этом пекле? Как долго прошагать по дюнам? Не очень много - факт, не требующий доказательств.

Если… Если только оазис, что замаячил вдали, - не мираж, как он решил сразу, а действительно дарованное свыше спасение.