Дмитрий Старицкий - Путанабус. Лишние Земли лишних

– Каких трех «Зэ»? – переспросила Альфия.

– Знал. Здал. И забыл, – скормил ей студенческую хохму.

– Слово «сдал» пишется через букву «С», – наставительно произнесла грамотная Антоненкова.

– Охотно верю, – согласился я. – Ты, наверное, раз такая грамотная, даже знаешь, к какой части речи относится слово «диван»?

– Конечно, знаю, – тут же откликнулась Галина. – Диван – это имя существительное.

– А вот и нет, – азартно и ехидно воскликнул я, – диван – это место имения. Кто со мной не согласен, того не будут иметь на диване.

– Да ну тебя, Жорик, – слегка возмутилась Лупу, – с тобой никогда не понять, серьезно ты говоришь или прикалываешься.

– Ну вот, оплевали всем автобусом. И приколоться уже нельзя, – сокрушился я.

– Кстати, а что с нашим автобусом? – поинтересовалась Анфиса.

– Автобус проходит капитальный рестайлинг [248]и готовится к путешествию вне нормальных дорог. Делают это профессионалы, и их работа у меня на ежедневном контроле. Если же вас заботит салон, то он изменений не претерпит. Комфорт останется тот же.

И осмотрел подряд эти красивые лица, убеждаясь, что информация ими принята и осознана. По крайней мере, так выглядит со стороны.

– Еще вопросы? Нет вопросов? Хорошо, когда у матросов нет вопросов. Тогда всем удачи, а вечером подобьем бабки. Не забудьте, что нарытую вами информацию надо подавать в письменном виде.

Новая Земля. Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко.

22 год, 24 число 5 месяца, среда, 16:05

Сам-один, если не считать Фреда, съездил на орденское стрельбище за городским стадионом договариваться о возможности дрессировки моих «пионерок» по стрельбе и примитивной тактике, типа использования складок местности и тому подобного.

За такой левый тренаж «подосиновики» брали вполне по-божески. Единственным напрягом было то, что пришлось искать инструктора со знанием русского языка. Для большей доходчивости моих воспитуемых. А с русским языком у патрульных если и не напряженка была, то дефицит его знания – точно. Как правило, вербовали в орденский патруль бывших вояк из американцев, уже отслуживших или в армии, или в корпусе морской пехоты. Меньшинство рекрутировалось или из бундесвера [249], или из ЦАХАЛА [250]. Встречались и ветераны Французского иностранного легиона, но намного реже. Так что ребят с боевым опытом среди них было немало.

После моих настоятельных просьб найти хоть кого-нибудь они все же вызвонили по мобильнику какого-то Доннермана из Израиля и передали мне трубку.

Я повторил тому свою просьбу.

Договорились встретиться через полчаса в кофейне на Овальной площади и там обсудить все подробно.

Главное – сразу не отказался.

Новая Земля. Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко.

22 год, 24 число 5 месяца, среда, 16:40

Доннерман оказался целым стаф-сержант-майором, если судить по шевронам на рукаве. Большой начальник по американским меркам. Но самая соль состояла в том, что боевой подготовкой в НАТО занимаются именно сержанты, а офицер в роте – это уже скорее канцелярская должность.

Был он крепок, здоров и высок. Почти на голову выше меня, хотя я со своим метр восемьдесят себя маленьким отнюдь не числю. А тут такой «матерый человечище», как сказал бы злой дедушка Ленин.

И рука у него была широкая, сильная и мозолистая. Но жать ею мою кисть со всей дури, чем некоторые здоровые дураки увлекаются, он при рукопожатии не стал. Это я ему в плюсик занес.

Познакомились. Его, как оказалось, Борисом кличут.

Сели за столик на улице. Заказали кофе.

Я себе – латте.

Он – черный без сахара.

– Вот смотрю я на тебя, Боря, и вижу, что ты совсем не похож на Боруха, – начал я разговор с шутки юмора.

– А при чем тут Борух? – вскинул он белесые брови.

– Ну ты же еврей, – утвердил я.

– Кто это тебе сказал? – удивился он натурально.

– Мужики на стрельбище вызванивали мне конкретного чела из Израиловки, который по-русски ботает [251].

– Ботаю я по-русски потому, как это у меня родной язык. Ему меня мама научила. Да и сам из себя я весь русский из центральной России. Тверские мы. Русее не бывает. Так-то вот. Кстати, я тут единственный правильный русский на всю округу в этом Патруле, – сделал он ударение на слово «правильный», – хотя попал сюда действительно из Палестины с еврейским паспортом.

– ???

– Жена-еврейка – не роскошь, а средство передвижения, – ответил он на мой невысказанный вопрос старой шуткой.

– А?

– Фамилия ее. Так легче было израильское гражданство получить, – предварил он не высказанный мною вопрос.

– И сюда ты с ней же?

– Не-а, она как раз в Израиле осталась. А мне там было слишком жарко. Не мой климат.

– Ага, а тут в самый раз, да? – меня реально улыбнуло.

– А куда теперь уже денешься с подводной лодки? Раньше надо было думать. Там, за ленточкой.

– И как же ты смог тут в начальники выбиться? Русских, насколько понял, не особо тут жалуют.

– А я блатной. По личной, так сказать, просьбе высокого еврейского начальства. К тому же я по паспорту – еврей. Меня на Новой Земле фактически спрятали от разных «правозащитников», специализирующихся на секторе Газа. И в Патруль тутошний начальником я сразу пришел. С зачетом моего российского звания старшины милиции, конвертированного в израильское звание «Рав Самаль полиции», аттестовали меня уже здесь на стаф-сержанта. Чуть позже и майора подвесили. Был бы прапором – стал бы ворентом [252]. Изначально так в контракте было оговорено. Еще ТАМ. В Израиле.

– А по деньгам?

– Небо и земля. Любой мой патрульный за староземельную зарплату служить уже не будет.

– Ты все время тут, в Порто-Франко, служишь?

– Да нет, пару месяцев на Мысу чалился с южной стороны Залива. Нас туда – к наглосаксам в командировки гоняют по ротации, как на ТОЙ земле в Чечню.

– А там все так же, как и в Чечне? – поинтересовался походя.

– Даже хуже, – отмахнулся он.

– А что, бывает и хуже? – тут уж удивился.

– Еще как бывает, – утвердил сержант.

– А в русских землях был? ЗДЕСЬ, я имею в виду.

– Был, конечно.

– И как там?

– Как в Польше, – ответил Доннерман загадочной фразой.

– Не понял?

– В Польше, у кого больше, тот и пан. Что тут понимать? – пояснил он шуткой юмора, демонстрируя крепкие зубы.

– Ну а если серьезно, – настаивал я на дележке информацией.

– Серьезно…

Борис почесал затылок, затем огладил его.

– Если парой слов, то в Московском протекторате голимые девяностые, разве что такого оголтелого бандитизма нет, зато есть ментовской беспредел, а под Русской армией – социализм, как при НЭПе [253]. Мелкому частнику еще дают подышать, а крупное – все у государства. Но рынок у них там, не распределение пайковое.