Дмитрий Старицкий - Путанабус. Лишние Земли лишних

– Дела… Твою же мать. А нормальных мест тут что? Совсем нет? Девяностых я уже нахлебался до рвоты, и социализм также никаких приятных ассоциаций не вызывает.

Просто огорошил он меня.

– Почему нет? В Евросоюзе народ неплохо устроился, когда ТУТ про свою толерастию [254]и прочий мультикультурализм [255]забыл. Вспомнил, как самим работать надо. В Американских Штатах безопасно настолько, что даже оружие не только под запретом ношения, как здесь, гражданам даже строго воспрещено держать его и дома, все обязаны сдавать его на хранение в специальные арсеналы. Не бесплатно, разумеется. У пиндосов же свободно, значит – бесплатно. Фри, одним словом. Выдают там оружие только на выезд. Негров там полно, а вот велфера [256]нет совсем. Все вкалывают, чтобы пожрать. Там за хулиганку срок начинается от двадцати лет, не говоря уже о чем-то серьезнее. В Конфедерации так просто рай для белого человека, причем желательно протестанта. Католики с южных штатов тут с французами живут. В Техасе – фронтир и постоянные стычки с бандами латинос [257], а рулят там сумасшедшие проповедники: горцы, мормоны и прочие сектанты. Видал таких по телевизору?

Я поддакнул, подтверждая.

– И живьем тоже случалось наблюдать эти пляски с микрофоном по сцене. Правда, под хороший спиричуалс [258], что примиряло.

Борис отпил глоток кофе и продолжил:

– Но везде, Жора, тут капитализм, с более или менее человеческим лицом. Я имею в виду земли на север от Залива. Вот англы со скоттами [259]и айришами [260]на своих островах пьют по-черному, со скуки. Наверное, оттого, что у них тут республики, – Борис усмехнулся. – А вот у валлийцев на континенте наоборот – княжество. В Бразилии вроде неплохо и весело, хотя и привычно бедно. Про Китай умолчу, ты туда не поедешь. А за Китаем на север – Сербия. Страна новая, как там живут – никто не знает пока, кроме того, что к русским относятся хорошо. Это север. А вот южнее Залива все намного хуже. Дикость, варварство, антисанитария, феодализм, государственный бандитизм, помноженный на бандитизм клановый. Официальное рабство. Там только Чечня, то бишь – Ичкерийский имамат, размером со все русские земли, вместе взятые. А главное в том, что все якобы ТАМ уничтоженные федералами амиры ТУТ живут, цветут и пахнут. И хорошо себя чувствуют. Даже те, кто ТАМ официально сдох на зоне, мотая пожизненный срок. Вот такие пироги с котятами. Головы своей я тебе, Жора, не приставлю. Сам думай, куда тебе податься.

– Борь, у меня положение – вроде как об стену убиться, – я вынул сигарету и закурил. – Понимаешь, программа-минимум: доставить в русский анклав дюжину сопливых девчат, что висят на моей шее и ответственности. Только потом – свободен. А это – другой конец континента. Чуйка в копчик бьет, что варианты возможны очень плохие. А я один их всех не обороню. Меня просто не хватит на все стороны. Да и не Рембо я ни разу, а матросик с Северного флота, которым и был-то целых пятнадцать лет назад.

– А так по жизни ты кем был ТАМ? – поинтересовался сержант.

– Политтехнолог я. Кандидат политических наук. Доктор философии, если по-местному.

– Да, парень, ты попал. – Доннерман это слово характерно так растянул, видно, что в удовольствие. – Конкретно попал. Тут тебе не там. Работы по специальности для тебя нигде нет. Тут к своим – и то еще добраться надо. А бывает такое, что на этих дорогах и вооруженные конвои с бронетехникой пропадают. Дам один бесплатный совет: выбирай конвой, который охраняет либо Русская армия, либо конфедераты. Еще ни разу не было, чтобы они свой конвой бросили.

– А остальные?

– Бывали разные варианты, – съехал сержант с темы, – но с русскими и конфедератами ты можешь быть спокоен хотя бы за то, что сначала умрут они, и только потом ты.

– Получается, что в плен тут вообще не берут? И выкупа не требуют?

Невеселая информация, скажем так, мягко.

– Выкуп поначалу требовали, да только получали свинцом. Нынче же все бандиты знают, что выкупа не будет. Никогда. Только и без этого плен у бандитов – хуже смерти, потому как людей они ловят специально для продажи в рабство на юг Залива или наркобаронам в дельту Амазонки. Последнее – самое плохое. Больше года в том климате редко кто протягивает. Гитлеровские лагеря Второй мировой по сравнению с ними – пионерский лагерь «Артек» [261].

Внезапно захотелось выпить. Водки. И срочно.

– Ты, Боря, как знаешь, а мне после всего, что ты тут наговорил, стопарик водочки точно требуется. Для равновесия. Поддерживаешь?

– Разве что по песярику.

Позвали официантку, заказали триста грамм водки и закуски соленой и сочной, что есть.

– Так это все твои проблемы? – Борис вперил в меня твердый взгляд.

– Главная, – ответил я, не уворачиваясь от его гляделок.

– А побочные? – Доннерман все хотел меня переглядеть.

– Из побочных одну я уже решил, а вторая – в том, что кроме двоих, никто из одиннадцати девчат стрелять не умеет. Надо научить. Причем научить быстро, за несколько дней. Пока нам автобус в аппарат для Кэмэл-трофи переделывают.

– И для этого нужен я, – догадался сержант.

– Так точно, – ответил ему по-военному. Просто само вырвалось.

– Ты сам-то кто по воинскому званию? – заинтересовался Доннерман, зацепившись за последнюю мою фразу.

– Старшина второй статьи. По сухопутному – младший сержант.

– И что, сам не сможешь их научить с «калашом» обращаться? Не поверю, – подпустил Борис ехидцы.

– Понимаешь, Боря, тут какое дело… Я для них, по жизни – Жора-пиарщик. Лицо гражданской национальности. Сугубо. И в этой области я непререкаемый для них авторитет. А вот с военкой…

Развел руками и после паузы продолжил:

– Да и отношения у нас не те, чтобы мне их как духов гонять. А гонять надо, иначе ничего не получится. Тут нужен зубробизон: армейский, зримый, незнакомый, в форме, чтобы из инструктора перла моща и давила любые попытки сопротивления на корню. Я за это готов заплатить.

– Сколько? – тут же спросил сержант, ни на каплю не поведшись на мою лесть.

– Я местных расценок не знаю, – слукавил, конечно, но мне нужно было его согласие, а не торг за пару экю, – называй свою цену.

– Ну-у-у… – поискал Борис искомую цену на потолке. – Стольник в день, за десять часов занятий, плюс обед за счет заказчика, – и упер взгляд мне в переносицу.

Есть! Вау! Согласился! Хотя цену, собака, утроил. Ребятки со стрельбища просили по сороковнику в день максимум.

– Согласен, – тут же ответил ему.

– Что за контингент? – по-деловому спросил Доннерман.

Я глубоко вздохнул и ответил, боясь сорвать вроде уже заключенную сделку:

– Фотомодели.

– Кто?! – Доннерман от неожиданности поперхнулся.

– Конечно, мляди. Фотомодели – реклама, промоушен, эскорт.