Андрей Столяров - Вид с холма

Что же касается официальной стороны дела, то несмотря на настойчивость родственников и коллег, обращавшихся в самые высокие следственные инстанции, ни милиция, ни оперативный розыск, исчезнувших найти не смогли. Не было никаких зацепок, никаких ниточек, обещавших перспективную разработку. Наличествовал лишь один странный факт. Жена журналиста Д,, пропавшего данным образом еще в самом начале событий, месяца через три получила от него письмо, где большая часть текста, была тщательно вымарана. В сохранившихся же строках Д. сообщал, что он жив, здоров и просил прислать ему теплые вещи. Штемпель на конверте был смазан, в качестве обратного адреса стояли непонятные буквы и цифры. Посылка, которую жена все же рискнула отправить, через две недели вернулась с пометкой, что подобного адреса не существует. Этот след тоже вел в никуда.

К документам была приложена сопроводительная записка, где указывалось, что главный герой может распорядиться данным материалом по своему усмотрению: напечатать его в любом виде, под любой фамилией, в любом издании. Подписи, естественно, не было.

Вот в какую ситуацию он попадает. Положение непростое, трудно выбрать правильный путь. С одной стороны, имеется явно сенсационный материал: российские «эскадроны смерти», которые уже несколько месяцев проводят акции устрашения. Можно представить, какой это вызовет общественный резонанс. А с другой стороны, нет убедительных доказательств. Слухи, домыслы, разговоры, все — из вторых-третьих рук. Настоящую публикацию с такой фактуры не сделаешь. Это ведь не про крыс-мутантов живописать. К тому же наработанное за последние годы чутье подсказывает ему, что копать дальше просто опасно. Это затаившийся динамит. Рвануть может так, что ничего не останется.

Герой пребывает в нерешительности. Надо ли ему ступать на минное поле? Следует ли дразнить демонов, которые, по-видимому, еще сохраняют свое могущество? Не лучше ли обойти темную жуть по краю? В конце концов, какое ему до этого дело?

Сомнения его столь сильны, что в течение двух недель после получения документов он никаких дальнейших шагов не предпринимает: бродит по вечерней Москве, болтает с приятелями, сидит допоздна в клубах, которые за последние годы расплодились в неимоверном количестве. Благо такая возможность у него есть. Ему заказали серию репортажей о ночной жизни столицы. Это, на наш взгляд, очень удачный сюжетный ход. Поскольку чем более герой знакомится с этой стороной жизни, чем глубже погружается он в ту причудливую атмосферу, о которой раньше, как и большинство нормальных людей, представления не имел, тем очевиднее для него становится удручающая патология современности. Ночной облик столицы с «голубыми«, «розовыми», «феминными» и прочими заведениями, с умопомрачительными ценами в ресторанах, где бутылка вина за пятьсот-шестьсот долларов вовсе не редкость, с фишками, небрежно ссыпаемыми на сукно игорных столов, с полураздетыми кривляющимися девицами у микрофонов, со всевозможными шоу, где ряженые придурки брызжут скабрезностями, с яркой, как россыпи мухоморов, агрессивной рекламой, со скрежещущей музыкой, с трелями сотовых телефонов, вся эта навороченная среда, искусственная и реальная одновременно, гнусная слизь, ночные выделения, скапливающиеся в кишках мегаполиса, ничего, кроме отвращения, у него не вызывает. Разве за это они боролись, когда выступали против коммунистической тирании?

Особое же впечатление на него производит знакомство с одним из «хозяев жизни», случившееся в заведении «Чичиков-клуб». Название, как видим, весьма характерное. Принимая, по-видимому, главного героя за своего — а кого еще можно встретить в подобном торчке? — этот очумевший от возлияний «утюг», между прочим, в поношенном свитере, в стертых джинсах, такой ныне у них, оказывается, «писк моды», почесывая крепкое ухо, оттопыривая губу, высказывается в том духе, что Россию давно пора разделить на несколько самостоятельных областей, каждую из которых отдать под управление цивилизованных стран: Америки, Европы, Китая, Японии. Вот тогда будет в этой стране порядок. А то, извини, брателло, только и думаешь, как бы успеть отсюда свалить. Нет уверенности в завтрашнем дне… И герой, тоже уже слегка очумевший, внезапно чувствует, что все это как-то связано между собой: мрачная тень, проступающая из документов, шепотки, разговоры, ночная сумасшедшая круговерть, «пузыри жизни», трясущиеся на грани реальности. Есть между ними какой-то внутренний резонанс. Одно порождает другое.

И не меньшее впечатление на него производит беседа с главным редактором еженедельника, давним своим приятелем, которому герой после долгих сомнений все-таки передает документы. Во-первых, становится очевидным, что для того данная информация новостью не является: что-то подобное он уже где-то слышал. А во-вторых, что для героя полная неожиданность, главный вовсе не жаждет ввязываться в это дело. Позиция у него ясная и простая. Это, конечно, сенсация, динамит, новый «уотергейт», уникальный шанс одним махом вырваться в первый ряд журналистики. Купоны потом можно будет стричь много лет. Однако, если посмотреть здраво: нам это надо? Что мы, сейчас плохо живем? Ты вон, по слухам, машину менять собрался, у меня — ты знаешь — на подходе квартира. Ну, как все это посыплется?.. Зачем раскачивать лодку, спрашивает главный редактор. Подвиги хорошо совершать в двадцать лет, пока еще хватает энтузиазма. Пока в башке — гул, терять нечего. Когда сорок — это уже ни к чему. Что-то не тянет больше переворачивать мир. Знаешь, давай как-нибудь обойдемся без славы и подвигов…

Вот такое объяснение у них происходит. И, наверное, в другой ситуации, поостыв, герой без труда принял бы этот жизненный прагматизм. Ведь в действительности он никакой не герой. Он — обыкновенный рядовой человек, его тоже отнюдь не тянет на подвиги. Он, разумеется, тоже предпочел бы спокойную жизнь. Однако здесь присутствуют обстоятельства, вносящие в повествование неожиданные тона.

Автор очень своевременно вводит в сюжет любовную линию. Собственно, обнаруживает она себя уже в начале романа. Однако только сейчас, когда главный герой оказывается под прицелом, становится ясным, какое это имеет значение. Приятельница его — тоже из журналистики. Прихоть судьбы: познакомились на одном из презентационных мероприятий. Правда, в отличие от героя, пишущего как бы «для всех», специализируется она на «глянце», имеющем устойчивую целевую аудиторию. Зарабатывает поэтому почти вдвое больше, чем он. Затрагивает в основном вечную «дамскую тему»: знаменитые женщины, знаменитые жены, подруги, любовницы, пленницы времени, пленницы обстоятельств, вершительницы судеб, законодательницы моды, веяний, настроений. И так далее, и тому подобное. Вместе с тем, не чурается и прикладных, чисто домашних мотивов: как устроить, как приготовить, во что одеться, куда пойти, как привлечь, как успокоить, как удержать. Легкие, необременительные материалы, написанные в «доверительной интонации». Сама она своими советами, конечно, не пользуется. Говорит об этом с иронией, но без обычного для журналистов цинизма: если кому-нибудь помогает, ну — ради бога.