Евгений Прошкин - Механика вечности

Разве Куцапов еще здесь? Или стрелял не он? И что все-таки было вначале? Выстрел? Кровь?

Густая лужа увеличивалась в размерах, но все это происходило не со мной. Значит, на джинсах тоже кровь. Хорошо. Я-то думал…

Озноб прошел, появилась легкость, даже какая-то бодрость, и я отстранение посмотрел на свой живот. Его пересекала узкая горизонтальная борозда, из которой, словно из искусственного водопада, лилось что-то горячее.

Мир наполнился звуками и движением, а тело — невыносимой болью. Внутри живота что-то лопнуло и растеклось. Где же милиция? Где Миша?

Мне снова показалось, что я брежу. Перевернутые столы, смазливая официантка в смешном пончо, продолжающаяся на улице музыка — все это не более чем плод воображения.

Подтверждая мою догадку, стены принялись раскачиваться. Амплитуда быстро увеличивалась, и вскоре зал опрокинулся набок. Перед лицом сновали грязные ботинки. Где же Миша? Как он мог меня бросить?

Внезапно, без всякого предупреждения, мир слипся в одну невидимую точку, и в кромешной тьме прозвучало несколько выстрелов. Зачем стрелять? Я уже убит.

— Пошли все вон отсюда! — крикнул кто-то из пустоты.

Какая бессмысленная, нерационально длинная конструкция. Слово «вон» в ней явно лишнее, оно придает фразе какую-то беззащитность.

Меня подняли и понесли. Впрочем, не уверен. Возможно, это вселенная, вторя моему замирающему сердцу, исполняла свой последний медленный танец…

— Как, Мишенька, поправишься, в церковь сходи. Бог тебя любит, раз от такой беды увел.

— Ма, не агитируй. Сходит. Оклемался, Робин Гуд? Борец за права некоренного населения. Нашел, с кем воевать! Я, когда узнал, чуть с ума не спрыгнул. Тихоня Ташков попер на вооруженных грабителей!

— Кто тебе?.. — Эти два слова дались мне с большим трудом, и на третье не хватило сил.

— Баба какая-то позвонила. Кричит: там Мишку убивают, беги, спасай!

— Алена?

— Алену я бы узнал. Да какая разница? Тебе сейчас в больницу надо.

— Никаких больниц, — отрезал я.

Боль тут же пронзила живот тупым копьем, и я задохнулся, однако молчать было нельзя. Мама Шурика уже сняла трубку и набрала номер из двух цифр.

Мысли путались, но одна из них была вполне отчетливой: в больницу мне нельзя. Пациентов с такими ранениями регистрируют. Спрашивают документы. Устанавливают личность. Если от врачей я отбрехаться сумею, то от милиции — вряд ли. Да еще, чего доброго, всплывет инцидент с автомобилем Куцапова. Вспомнив своего непредсказуемого знакомца, а заодно и доблестного Федорыча, я твердо решил, что лучше сгину в прошлом, чем снова встречусь с ними. Как некстати пропала машинка!

— Мишенька, не испытывай судьбу. Пуля прошла по касательной, но того, что я тут набинтовала, надолго не хватит. Рану обработать нужно, зашить.

— Нет! — сказал я. — В больницу не… — Чтобы продолжить, нужно было передохнуть, и я прикрыл глаза.

Я услышал, как трубка легла на место, и благодарно кивнул.

— Ма, да что ты с ним цацкаешься? Это же не насморк, само не пройдет.

— Подожди, Саша. Мишенька, что случилось? Ты чего-то боишься? Не надо. В палате охрану поставят, все будет нормально. Я договорюсь, тебя отвезут в пятьдесят четвертую, там хирургия хорошая. Там Немченко, мы с ним вместе учились.

Дальше отмалчиваться было нельзя. Я сосредоточился и короткими перебежками от одного приступа боли к другому произнес:

— Только неофициально. Очень серьезно. Больница — это конец.

— Бредит небось, — сказал Шурик.

— Не похоже.

Она снова куда-то позвонила, однако спорить я был уже не в состоянии. Мне оставалось только надеяться, что к моим мольбам прислушаются.

— Так. Саша, отвезешь его к Матвееву. Это в Выхине, помнишь? — Она закатала мне рукав и звякнула какими-то склянками. До меня донесся запах спирта, потом в руку вошла игла. — Из старых запасов. Если кому скажешь, убью!

Кнут помог мне подняться, но это было вовсе не обязательно — я и сам прекрасно держался на ногах. Резь в животе не то чтобы прошла, просто перестала тревожить. В голове неожиданно прояснилось, сознание затопили яркие образы и перспективные идеи. Окажись под рукой компьютер, я бы выдал на-гора десяток страниц стремительного текста.

— Поплыл паренек, — весело констатировал Шурик.

— Торопись, — предупредила его мать, словно фея Золушку.

Эта аналогия показалась мне чрезвычайно смешной, и Кнут, начиная злиться, потащил меня к выходу.

— Давай подробно, как все было, — опомнившись, потребовал я.

— Сижу дома, вдруг звонок. Девушка. Молодая, голос приятный. Говорит: Миша в опасности. Недалеко, где ресторан новый открыли. Бегу, по дороге слышу выстрелы. Захожу внутрь — там все раскидано, и ты валяешься посередине.

— А то, что я защищал кого-то, и прочая ересь — это откуда?

— Мексиканцы рассказали. Обещали тебя всегда кормить бесплатно.

— Не надеются, гады, что выживу. Заведение было огорожено полосатыми турникетами, внутри то и дело мелькала фотовспышка.

— Туда не пойдем, — приказал я, плотнее запахивая выделенный Кнутом старый плащ. — Лучше через двор.

— Не шатайся, за пьяного примут. Таксисты пьяных только по вечерам любят возить.

К тротуару подкатил желтый «ГАЗ-37» со светящимся гребешком на крыше. Водитель открыл дверцу и приветливо улыбнулся.

— До Выхина доехать без штанов не останемся? — спросил, нагнувшись, Кнутовский.

— Двадцаточка, — мечтательно вымолвил таксист.

— Что еще за договорные цены? — удивился я. — А счетчик для чего?

— Молчи, — прошипел Кнут. — Дешевле не найдем.

Машина сорвалась с места, и меня сразу замутило.

— Саша, у меня тут… — я достал дискеты и потряс ими в воздухе. — Нам бы с тобой сесть и разобраться как следует. Ты их забери пока, пусть у тебя полежат.

Кнут закурил и, выдохнув дым в приоткрытое окно, покачал головой. Он был злопамятен.

Укольчик Галины Александровны оказался так себе. Живот под тугой повязкой назойливо защипало, потом боль стала совсем острой, почти невыносимой, и проникла глубже. Расшевелив кишки, завязав их в узел, она добралась до самого позвоночника, несколько раз потянула, проверяя на прочность, и вцепилась в него мертвой хваткой.

Светофор, как назло, переключился. Его верхний глаз налился кровью, и мы плавно остановились.

— Все равно не проскочили бы, — посетовал таксист, душевно глядя на меня в зеркало. — Желтый горел. В принципе могли и рвануть, я понимаю, что надо, но далеко не уехали бы. — Он показал на инспектора, слонявшегося у перекрестка, и обернулся. Видимо, все, что нужно, он прочел на моем лице. — Если совсем худо, давайте я к нему подскочу, может, сопровождение организует. С сиреной быстрее получится.

— Нет, спасибо, — ответил я.