Евгений Прошкин - Слой

— Ты, Костик, говоришь очень много, — заметила Людмила. — Можно бы и через раз.

— Он нас выгоняет, — равнодушно объявила Настя.

— Я и сама не останусь.

— Вот и славно. — Константин поднялся и пошел в комнату. Ему уже не терпелось избавиться от боевых подружек. Сделать это лучше было еще до прихода Петра. — Эй, слабый пол! Помогите мебель толкнуть!

Втроем они отодвинули неподъемный диван от стены, и, пока Костя простукивал паркет, женщины сходили за тарелками.

— Есть на кухне — это плебейство, — заявила Людмила, включая телевизор.

— Там на сковородке, — сказала ему Настя. — Вам на двоих. С командиром.

— Спасибо.

— Тебе спасибо.

— На здоровьичко. — Константин бесцеремонно отобрал у нее вилку и поддел вставную паркетину.

В узкой прямоугольной нише покоились два плотных свертка.

— Во! — оживилась Людмила. — Наш новый клоун.

По телевизору говорили о Нуркине.

— Сегодня утром новоиспеченный политик Владислав Нуркин в очередной раз шокировал общественность, — сообщил диктор. — На Комсомольской площади начал функционировать так называемый пункт моральной поддержки для лиц без определенного места жительства. Моральная поддержка заключалась в раздаче футболок с изображением Президента России в обмен на верхнюю одежду. При этом к каждой футболке помощники Нуркина прилагали одну бутылку водки. От желающих поменяться не было отбоя. Спустя несколько часов на Комсомольской площади и в ее окрестностях разгуливало около двухсот человек с портретами Президента на груди, а поскольку полученная в нагрузку водка, как правило, употреблялась немедленно и из-за того, что большинство указанных лиц пренебрегает личной гигиеной...

— Ну дает! — восхищенно воскликнула Людмила.

— Погоди, не мешай, — бросил Костя.

— ...что данное мероприятие подпадает под определение «благотворительность», и никакие специальные разрешения для него не требуются. Прибывший отряд муниципальной милиции был вынужден ретироваться, и действо продолжалось, пока у организаторов не кончились футболки. Между тем партия Нуркина обещает в ближайшее время стать массовой...

Пьяных бомжей в одинаковых маечках сменили счастливые пенсионеры с пластмассовыми подносами.

— Всех, кто решил вступить в партию Прогрессивного Порядка, Нуркин обеспечивает бесплатным питанием. Но так как закон подобное вознаграждение запрещает, Нуркин нашел оригинальный выход. В местах раздачи обедов появились уведомления о том, что члены партии обслуживался вне очереди. Формально обвинить Нуркина в подкупе нельзя, однако, если человек обзавелся партбилетом, он пообедает в течение пятнадцати минут, если нет — может простоять на улице до вечера. Вполне естественно, что очереди за бланками заявлений в первичных организациях ПГГП превосходят очереди за бесплатным горячим обедом...

— Прикольный дядька, — подытожила Людмила.

— Прикольно будет, когда он до власти доберется, — сказал Константин, играя желваками.

— А ты что, видишь будущее?

— Прошлое.

— Там? — Она сделала пальцем какое-то чрезвычайно извилистое движение, но Костя ее понял.

— Он перекинутый, такой же как мы.

— Чем он так страшен, твой Нуркин?

Константин замялся, подбирая наиболее красноречивые примеры, но его прервал звук открывающегося замка. Сотник держал в руках ободранный деревянный ящик и цветастый моток, в котором Костя узнал «штайр», но главное — сотник был не один. Вместе с ним в квартиру вошел худой чернявый парень с острым кадыком и любознательным взглядом мучителя кошек.

— Ренат, Костя, — буркнул Петр и начал разуваться, но обнаружил на вешалке бейсболку и, медленно выпрямившись, посмотрел в комнату. — Зачем ты их вызвал? Гормоны лютуют?

— Это не шлюхи.

— А кто тогда?

— Да хрен их разберет. Сестры. По несчастью. Та, что в жилетке, раньше была моей женой.

— Интересно...

Женщины выплыли в прихожую и представились. Костя почувствовал себя неловко — особенно от того, что Петр и Людмила долго не сводили друг с друга глаз. Гораздо дольше, чем могут себе позволить незнакомые люди.

— А я тебя знаю, — улыбнулась Петру Настя, и Константину стало совсем не по себе. — Ты приходил. Помнишь, я рассказывала? — спросила она у Кости.

— Ты была в таком халатике... в дырках весь. Так я не ошибся? Костя, а?! Я же был у тебя! Что же мы...

— Чего уж теперь? Ну проходите! — крикнул Константин. — Столпились, как овцы. Места полно Бориса я зарезал, — шутливо повторил он свое приглашение.

По московскому обычаю все вперлись на кухню. Петр галантно придвинул женщинам табуретки, но Людмила, вместо того чтобы сесть, полезла в сумочку. Достав сто долларов, она плюнула на купюру и с размаху прилепила ее Петру на лоб.

— Я это делаю не за деньги. Ясно, Женя? Он знает, о чем я, — пояснила она остальным.

— Мы о своем, — подтвердил Петр. И тихо добавил: — Извини.

— О, картошку едите, — молвил Ренат, ковырнув пальцем Настино блюдо. — У нас в дурке такую же давали.

— Я прихожу к выводу, что людей кротких и положительных не перекидывает, — заключила Настя.

— Кроткие помирают реже, — вздохнул Петр. — Ну что, полку антиобщественных элементов прибыло?

— Борис сказал бы: полку расторможенных, — уточнил Костя.

— Хозяин квартиры? — спросила Людмила. — А сам-то он какой был?

— Этого мы выяснить не успели, — признался Петр.

— Видел я его сегодня, — буднично произнес Константин.

Кроме Петра, никто почему-то не удивился. Но Петр удивился так, что хватило бы на всех пятерых.

В секретаршах у профессора Крючковского ходила не старая грымза, какую ожидал увидеть Нуркин, а вполне миловидная девушка.

— Прошу вас, — сказала она, распахивая двустворчатую дверь, и Нуркин, благодарно склонив голову, прошел в кабинет.

Крючковский, сидевший, по-академически сцепив пальцы, встал и сделал шаг навстречу.

— Здравствуйте, очень рад, — произнес он и представился: — Николай Николаевич.

— Владислав Борисович, — ответно назвался Нуркин.

Они пожали руки, скорее формально, чем приязненно, и Крючковский вернулся на свое место в торце длинного стола. Нуркин выдвинул ближнее кресло и тоже сел.

Если с секретаршей он ошибся, то помещение было именно таким, каким он его представлял: плохо покрашенные стены, гнутые алюминиевые жалюзи и пара лобастых субъектов в золоченых рамках. «Осколки имперского шика, — подумал он. — Последняя цитадель чистой науки».

Профессор, хоть и не носил бороды, кабинету вполне соответствовал. Прямая переносица, начинавшаяся от двух могучих морщин между бровями, упиралась в седые мохнатые усы. Остальное, кажется, было лишь дополнением: глаза, рот, щеки — все куда-то девалось и пряталось за героическими усищами. Костюмчик профессор носил вроде бы и новый, но сшитый по моде семидесятых, отчего возникало непреодолимое желание положить в его бледную ладонь немного мелочи.