Евгений Прошкин - Загон

- Я дома уж напился. Так что с приборчиком, Никита Николаевич? Рискнете?

- Спасибо за заботу, Андрюшенька. Не переживай, я в полном порядке. На конвертере - всем привет и так далее... Ну, ты молодой, тебе со мной неинтересно. Проведал, и ступай.

- Ага... пойду.

- Иди, Андрюша, иди.

Никита Николаевич довел его до двери и подтолкнул ногой ботинки.

- Про новые знакомства... - молвил Андрей. - Мне что ж, ни с кем не знакомиться?

- Знакомься, если хочешь, - ответил профессор, и Андрею почему-то стало не по себе. - Четверг, да? ровно в двенадцать?

- Ровно, - кивнул он, выходя в коридор.

Андрей редко о чем-то сожалел, но сегодня ему казалось, что он ошибся по-крупному. Да, про экспериментальную модель надо было молчать, а то как с психом свяжешься... И зачем, спрашивается, таскался?

Преодолев последние ступени надземного перехода, Андрей остановился возле стеклянной стенки и посмотрел на шоссе. Внизу проносились яркие, как игрушки, автомобили: полосатые "под зебру", пятнистые "под леопарда" и вовсе неописуемых расцветок. В город и из города машин ехало примерно поровну. Строго говоря, там, где стоял Андрей, тоже была Москва - юридически, географически и как угодно, однако городом в окраинных районах называли только центр. Город это место, где живут люди, владеющие личным транспортом. Место, где живут люди без транспорта, - это блок. В блоке живут черы.

Послезавтра, подумал Андрей. Подумал - и почувствовал что-то щемящее, похожее на неуловимую вибрацию.

Он представил, как внутри, в голове или в животе - неважно, заводится некий моторчик. Скоро моторчик закрутится и понесет его в центр. Пусть медленно. Лишь бы вырваться из блока. Послезавтра...

* * *

- Выкобениваешься, Царапин?

Вопрос прозвучал так близко, что Илья вначале принял его за реплику героя из сериала.

- Вы чего, овчарки лишайные, мозгами попутались?! - прошипел он. Только недавно вызывали, и опять... Ни минуты покоя!

Затем выключил монитор и, придавив микрокнопку в часах, сказал:

- На связи... Не выкобениваюсь я. Лежу, никому - не мешаю. Телик смотрю.

- Телемонитор надо было обычный брать, как у всех соседей, а ты самый модный хапнул. Хуже ребенка!

Голос звенел в районе левого уха и резонансом разносился по всему черепу.

- Через Сеть определили? Вы мой монитор не трогайте. Имею право. Лимит по карте я рассматриваю как свои командировочные.

- Рассматривай как хочешь, - вяло отозвался голос. - Я тебя не для этого вызвал.

- Догадываюсь, - буркнул Илья в браслет. - Что-то срочное?

- Во-первых, мы решили облегчить тебе задачу. Завтра организуем подставочку - будет возможность сойтись с объектом поближе. И попробуй ее упустить!

- Завтра я иду на конвертер, - возразил он. - Дерьмо в чан заливать. Сами же велели...

- Опоздаешь немножко. Подробности получишь позже, это не главное. Главное - то, что во-вторых. Тебе поручается акция устранения.

- Как-как? Устрашения?

- Ты все понял, Царапин. Прекрасно понял. И незачем переспрашивать. Лучше, если это будет несчастный случай, правда, на такой класс я не рассчитываю. Сойдет и бытовуха. Адрес запоминай сразу...

- Погодите! Вы что же, палача из меня делаете?!

- Универсала, - веско произнесли в динамике. - Надо уметь не только щупать, но и за горло брать. Все надо уметь.

- Нет.

- Да, гражданин Царапин, да, - сказал голос, особо выделив слово "гражданин".

Намек был вполне ясен. Выбора ему не оставляли.

Как и в тот раз, в самом начале. Тогда он тоже не выбирал. Ему просто объяснили, чего от него хотят, и он согласился. Но это не было ответом на вопрос, потому что и самого вопроса не было. Никто не ожидал, что он откажется, - потому, что отказаться Илья не мог.

- Адрес... - раздалось за ухом.

- Да... - выдавил он. - Говорите, я слушаю.

Ему назвали номер блока, дом и квартиру. И пожелали удачи. Кто называл, кто желал - Илья не имел об этом ни малейшего представления.

За все время сотрудничества с "неотложкой" он видел лишь двоих, и то в сумерках, без лиц. Его перевозили в закрытой кабине, водили по глухим коридорам, всегда - с завязанными глазами. Он даже оправлялся, не снимая повязки. Это было противно, но все же не так, как тридцать лет каторги.

Когда огласили приговор, стоявший рядом охранник ввел Илье антишок. Возможно, в инъекторе было что-то еще - после укола Илья почувствовал симпатию ко всему миру, включая судейскую комиссию. С этим настроением он и добрался до "шкатулки" - узкой комнатки с мягкими стенами. Там Илья мог биться головой сколько угодно. И он бился. И выл, и катался по полу-тоже мягкому...

Адвокат предупреждал, что наказание будет серьезным. По мнению Ильи, серьёзно - это дет пять или семь, и не на каторге, а в обычной тюрьме. Больше трешки ему никогда не давали, и семилетка была бы для него достаточно суровой карой. Но не тридцать.

Прежде, получая то двушку, то трешку, Илья почти не расстраивался, ведь он рисковал сознательно. Вор ворует, полиция ловит - в этом была какая-то глубинная справедливость, некое подобие закона природы.

Иногда охотник побеждал, и Илья, с прибаутками, с воздушными поцелуями в сторону судейской комиссии, отправлялся в тюрьму. Больше всего ему нравилось судиться на западе Европы. Тюрьмы там были хорошие, во многих устраивали "день открытых дверей". Этот праздник называли по-разному, но аббревиатура "DOD" была единой для всех языков. В тюрьмах вообще принято сокращать слова. Быстрее говоришь - быстрей понимают.

ДОД в тюрьме - это то, ради чего стоит соблюдать дисциплину, участвовать в общественно-полезных работах и улыбаться охранникам. В ДОД на территорию . пускали всех: торговых агентов, независимых священников, друзей и жен, а также шлюх и честных нимфоманок. Посетители приносили с собой всякие порошки и таблетки полумедицинского назначения. После обеда в камерах пыхтели и стонали, и до следующего ДОДа заключенные смотрели забавные цветные сны разумеется, не без помощи порошков.

Руководство на подобные шалости закрывало глаза - ДОД снимал стресс эффективней, чем сотня психологов. По крайней мере, это было лучше, чем массовые побоища и столь же массовые изнасилования.

Однако Илья ни разу не слышал про "дни открытых дверей" на каторге. В неосвоенных районах центральной Австралии никого, кроме ящерицы, в гости не пригласишь.

"Наверно, я не выживу, - решил Илья. - Или не доживу, если в этом есть какая-то разница".

Тридцать лет за то, что всегда оценивалось не выше трех. Пожалуй, на каторге эта история будет иметь успех. Илья воскресил в памяти роковую строку из выставочного каталога:

"М. Куркина. ЖИРАФ ОБЕЗГЛАВЛЕННЫЙ. Середина XXI века Новой Эры. 20х18 см. Холст, масло".

Многие считали этот случай курьезом, но для Ильи он стал катастрофой. По какому-то идиотскому совпадению, в ту самую минуту, когда Илья взламывал охранную систему Пражского музея, в Южно-Сахалинске состоялась конференция ЮНЕСКО, объявившая "Жирафа" достоянием мировой культуры. Когда Илья упаковывал картину в пенал, она уже не принадлежала частному коллекционеру Солу Вайсбергу, она являлась собственностью Тотальной Демократической Республики.