Урсула Ле Гуин - Город иллюзий

— Да, золотое кольцо без каких-либо отметин или украшений. Это единственное, что было на нем. И разум у него раздет так же догола, как и его тело. И вот бедный зверь выходит к нам из лесу — но кто же все-таки послал его?

Все домочадцы дома Зоува, кроме маленьких детей, собрались в этот вечер в большой комнате внизу, где высокие окна были открыты навстречу ночному воздуху. Свет звезд, деревья вокруг, журчание ручья — все это также присутствовало в тускло освещенной комнате, где было достаточно места для теней: ночного ветерка и тишины.

— Истина, как всегда, сторонится незнакомца, — проникновенно произнес глава дома. — Он поставил нас перед необходимостью выбора нескольких возможностей. Возможно, он таким идиотом и родился, а забрел к нам по чистой случайности. Но тогда, кто его потерял? Возможно, это человек, ум которого пострадал от несчастного случая или был поврежден умышленно? Может быть, это Синг, скрывающий свой разум под кажущимся слабоумием? А может быть, он и не человек, и не Синг? Но тогда кто же он? Мы не можем доказать и не можем опровергнуть ни одно из этих предположений. Что же тогда с ним делать?

— Посмотрим, можно ли его обучить, — сказала жена Зоува, Росса.

Старший сын главы дома Маток возразил:

— Если его можно будет обучить, то тогда доверять ему нельзя. Возможно, он подослан сюда специально, чтобы его научили способности проникновения. Он станет кошкой, воспитанной добросердечными мышами.

— Я отнюдь не добросердечная мышь, сын мой, как ты изволил только что выразиться, — усмехнулся Зоув. — Значит, ты думаешь, что он — Синг?

— Или их орудие.

— Мы все орудия Сингов. Дай нам совет, мальчик. Как бы ты лично с ним поступил?

— Убил бы до того, как он проснется.

Пронеслось легкое дуновение ветерка, где-то на душной знойной поляне жалобно крикнул козодой.

— Интересно, — пробормотала Старейшая из женщин, — может быть, он жертва, а не орудие. Может быть, Синг разрушил его мозг в наказание за что-нибудь, что он сделал или подумал, а нам было предначертано по хитрости Сингов закончить за них это наказание, а?

— Для него это было бы настоящим милосердием.

— Смерть — ложное милосердие, — с горечью заметила Старейшая из женщин.

Они еще некоторое время поговорили на эту тему, спокойно, с серьезными лицами, выражая свою озабоченность в основном намеками, когда кто-нибудь из них произносил слово «Синг».

Парт не принимала участия в обсуждении, так как ей было всего пятнадцать лет, но старалась не пропустить ни единого слова старших. Она чувствовала симпатию к незнакомцу и хотела, чтобы он остался в живых.

Вскоре ко всем остальным присоединились Райна и Кретьян. Райна выполнила, как умела, психологические тесты на незнакомце, пользуясь помощью Кретьян, которая попыталась уловить рефлексы психики. Пока что им нечем было похвастать, кроме того, что они установили, что нервная система незнакомца в области мозга, связанная с органами чувств и координацией движения, казалась вполне нормальной, хотя внешние физические рефлексы движения были как у годовалого ребенка, а области мозга, выполняющие функции речи, никак не проявлялись вообще.

— Сила мужчины и координация ребенка, мозг его пуст, — сказала в заключение Райна.

— Если мы не убьем его, как дикое животное, — предположила Баки, — то нам придется приручить его.

— Кажется, стоит попробовать, — произнес брат Кретьян Кай. — Пусть те из нас, кто помоложе, возьмут на себя заботу о нем. Посмотрим, что удастся сделать. Нам не придется в конце концов учить его Канонам для Просвещенных. Во всяком случае, его нужно научить прежде всего не мочиться в постель. Я хочу знать, человек ли он. Я пока не составил своего мнения на этот счет. А что думает по этому поводу Глава?

Зоув простер свои большие руки.

— Кто знает? Возможно, анализы крови, которые сделает Райна, скажут нам об этом. Мне не приходилось слышать, чтобы у кого-нибудь из Сингов были желтые глаза или какие-нибудь другие отличия от людей Земли. Но если он не Синг и не человек, то кто же он тогда? Пришельцы из Внешних миров вот уже в течение двенадцати столетий не появляются на нашей планете.

Так началось его обучение.

Парт поднялась из подвала и, проходя мимо старой кухни, увидела, как Фальк, сгорбившись в одном из оконных проемов, смотрит на падавший за грязным стеклом снег. Он был одинок и смотрел на снег, понурив голову. Это был десятый вечер с тех пор, как он ударил Россу и его пришлось запереть, пока он не успокоится. С того времени он замкнулся и ничего не говорил… Было как-то странно видеть его лицо, лицо взрослого человека, сделавшееся тусклым и тупым из-за ребяческого упрямства.

— Иди к огню, Фальк, — позвала Парт.

Она не остановилась, чтобы подождать его.

Возле очага в большой комнате она забыла о нем и стала думать о том, чем поднять собственное слишком плохое настроение.

Делать было решительно нечего. Снег все шел и шел, лица окружающих стали слишком привычными, книги рассказывали о вещах, которые уже давно не существовали или были где-то далеко, а потому и толку от них не было никакого. Вокруг притихшего дома и окружающих его полей стоял лес, молчаливый лес — бесконечный, однообразный и равнодушный. Зима последует за зимой, и она никогда не покинет этот Дом, потому что некуда будет уходить, и ничего нельзя с этим сделать.

На одном из пустых столов Райна забыла свой «теанд» — плоский инструмент с клавишами, который, как говорили, был хейнского происхождения. Парт подобрала грустную мелодию Восточного Леса, затем переключила регистр на его родное звучание и начала все заново. Она не слишком хорошо умела играть на этом инструменте и медленно находила звуки в такт своим словам, растягивала их, чтобы выиграть время для поиска следующей ноты.

Она сбилась с мелодии, затем все же нашла нужную ноту… стоит.

Молча с пустыми руками.

Эта была древняя легенда, родившаяся на невообразимо далекой планете. Ее слова и мелодия были частью наследства людей в течение веков Парт пела ее очень нежно, одна в комнате, освещенной огнем очага, а за окном в наступавших сумерках все валил снег.

Она услышала возле себя какой-то звук и, повернувшись, увидела Фалька. В его странных глазах стояли слезы.

— Парт, прекрати, — прошептал он.

— Что-то не так, Фальк? — забеспокоилась девушка.

— Мне больно от этого, — сказал он.

Он спрятал лицо, которое было зеркалом его бессвязного и беззащитного разума.

— Хороша похвала моему пению, — уколола она его.

В то же время она была тронута его словами и больше не пела. Позже этим же вечером она увидела, что Фальк стоял у стола, на котором лежал «теанд». Он не осмеливался прикоснуться к нему, как бы опасаясь выпустить мелодичного и безжалостного демона, заключенного внутри него, который плакал под пальцами Парт и превращал его голос в музыку.