Далия Трускиновская - Маршрут Оккама

— Ого! — сказал философ. — Совсем обнаглели. Интересно, сколько их осталось.

— Нам бы до утра продержаться, — ответил Костомаров. — Я уже здешний костюм добыл, могу и днем ходить, а они, как дураки, в камуфле. А ты?

— Я тоже по-здешнему хожу. Где вы с Фоменко столько времени пропадали? Я думал, не дождусь вообще никогда.

— А ты нас?.. — Так это ты?.. На паперти?..

— Я. Меня Лешка научил.

— А?..

— Потом.

Философ привел Витьку туда, где поселился сам, — в сарай при мельнице. Дал дворовому псу обнюхать гостя, потом завел его вовнутрь, соорудил ему ложе и сам повалился рядом. Выкопав в сене нору, пристроил туда фонарик и зажег ненадолго. Свет шел такой, какой мог пробиться, — слабенький, но его хватало и не было видно снаружи. Теперь они впервые смогли разглядеть друг друга.

— Как тебя звать? — спросил Витька.

— Феликс.

— Что так?

— Батька поляк был. Меня и в католичество покрестили. Ну, значит, из всей вашей компании ты один уцелел. Лешка… Ну… Ну, не было у меня тут ни шприцев, ни антибиотиков!..

— Ясно…

— У него две пули в бедре сидели. Но он меня научил. Тут, говорит, еще наши должны были оказаться. А есть такое правило — если в лесу от своих отстал, никуда не дергайся, сиди на заднице, за тобой вернутся. Они, говорит, будут знать, что я никуда не ушел и где-то тут их жду. Они меня найдут… Ну, много чего еще говорил, потом бредил.

— Так это он тебя научил про пятна и про Оккама?

— Не умножай количество сущностей сверх необходимого? Он.

— Это бритва Оккама… — борясь с собой, прошептал Витька. — Был такой англичанин Оккам…

Голос сорвался.

Философ по имени Феликс погасил фонарик. Некоторое время он молчал, давая Витьке возможность совладать с собой.

— Я понял, что в одиночку отсюда не выберусь. Думаю — как вас отыскать? Вот, сидел на паперти, про небесные пятна толковал. Пророчествовал… тут Феликс тихо фыркнул. — Думал — пойдут обо мне слухи, может, до вас дойдут.

— А знаешь — дошли. Мы ведь тут недели две уже болтаемся. Все прочесываем, всех расспрашиваем. Тут же почтовые станции, люди ночуют. Я у какого-то деда этот лапсердак ночью спер. Потом пьяный кирасир меня в фараона играть выучил на свою голову… Мы с Фоменко думали, что это Вовчик или Лешка на паперти проповедует. Оказалось, ты. А послушай…

— Что?

— Как ты вместе с Лешкой оказался?

— Сам не понял. Ты же помнишь, что там было. Я, кажется, вообще кульбитом летел. Шлепнулся, фр-р!

Феликс издал совершенно лошадиный звук, который образуется, если мелко потрясти головой, выдыхая сквозь вибрирующие губы.

— Ну?..

— Ну, встал, отряхнулся, тихо. Идти куда-то надо. Гляжу — человек лежит, в клетчатой рубахе. Это он и был.

— А при нем ничего не нашел? Сумку, рюкзак?

— Нет, Витя. При нем были только сломанные очки.

— Да?.. Точно?

— Точно, Костомаров.

Некоторое время они молчали.

— При нем должен быть ноутбук, — тусклым голосом сказал Витька. — Он с этим ноутбуком не расставался. А там — программа.

— О программе он рассказывал, — согласился Феликс. — Он догадался, как ее нужно переделать, и страшно жалел, что ноутбук пропал. Хорошо, нас мельник приютил.

— Слушай…

— Что?

— Лифчик у тебя откуда?

— Этот? — Феликс потрогал свой десантный жилет, весь в карманах, который Витька, нахватавшийся в агентстве новостей всякого словесного добра, назвал именно так, как полагается. — А ты думаешь, я тут как на курорте сижу? Я ведь уже с этими ребятами пересекался.

— Когда?

— Неделю назад. Это лифчик восемнадцатого. Вот его-то как раз и пришлось того… упокоить…

Рассказчица — Марианна Евгеньевна Древлянская

Эта девочка из благополучной семьи росла в ангельских условиях. Ее учили музыке и живописи, строго следили, чтобы не якшалась с кем попало. То, что она познакомилась с Витькой Костомаровым, было как раз следствием изысканного воспитания. Родители не хотели держать дома кошек и собак, но аквариум казался им достойным украшением гостиной, а уход за золотыми рыбками — подходящим занятием для домашнего ребенка.

Вместо рыбок Машка принесла домой двух тритонов в трехлитровой банке. О том, что она подружилась с продавцом тритонов и стала с ним перезваниваться, родители узнали несколько лет спустя. Тогда папин бизнес расцвел до такой степени, что решено было отправить дитя учиться за границу, а именно — во Францию. Это преследовало две цели: дать Машка престижный диплом со знанием французского языка впридачу и лишить ее возможности познакомиться в родном городе с совершенно неподходящим женихом. Родители не учли возможностей Интернета. Машка с Витькой постоянно переписывались.

Конечно, в их платоническом романе бывали паузы. Машка чуть не выскочила замуж за аргентинца, гениального до безобразия, а Витька прожил полгода с женщиной старше себя на десять лет, получил отставку ради более перспективного мужчины и долго ходил мрачный. Были и другие эпизоды. Когда же Машка вернулась домой — возглавить Центр дизайна, деньги на который отстегнул папа, они встретились и на радостях оказались наконец в постели.

Папа Древлянский вроде должен был помнить, с чьей подачи прицепился к проекту «Янус», но бизнес — такая штука, где вовремя проявившийся склероз может оказаться полезнее хорошей памяти.

Но когда над папиной лысой головой сгустились тучи, память с перепугу проснулась. Папа добровольно согласился, чтобы Машка вместе с Витькой Костомаровым поехала в Протасов.

Машка плохо представляла себе масштабы проекта и последствия краха. До сих пор жизнь ее баловала. Все к ней приходило вовремя и в наилучшей упаковке, включая Витьку, который был и неглуп, и активен, и даже просто хорош собой — высок, плечист, с темной, почти черной шевелюрой и синими, совершенно аквамариновыми глазами. Такие детали дизайнер Машка очень ценила.

Она помчалась с любимым в Протасов, словно на цивилизованный пикник туда, где ждет площадка для костра, выложенная камнями, а за кустом стоит финская кабинка с биоунитазом. Она взяла с собой карандаши и запас бумаги, а также фотоаппарат — надеясь обнаружить в Протасове образцы архитектуры восемнадцатого века. И пока Витька собирался в дорогу, она расспрашивала коридорных в гостинице, не уцелело ли поблизости старинных помещичьих усадеб с деревянными колоннами в стиле ампир. Классическая русская помещичья усадьба как раз понемногу входила в моду…

— А когда этот тарарам кончится, мы обвенчаемся, — объявил Витька с такой убежденностью, что я бросилась к нему на шею.

Конечно, тарарам мог и затянуться. Неизвестно же, что это за пятно белого тумана и куда улетает брошенная туда консервная банка. Вот если бы в Новую Зеландию какого-нибудь далекого века! Тогда бы можно было закинуть туда лассо, или сеть, или…