Владимир Дэс - Машина (сборник)

Леня Чирок человеком был весьма странным.

Казалось, что родился он не в своем времени.

А вот когда он должен был родиться – до или после того, как родился на самом деле, – было непонятно. А было это непонятно в силу необычных способностей его организма, необъяснимо собранных вместе в одном человеке, чего в нашем двадцатом пеке еще не встречалось.

Мы с ним познакомились в то время, когда только-только появились в денежном обороте первые металлические юбилейные рубли к 100-летию Ленина [1] . Вот такой рубль он мне и подарил – сунул руку в карман своего коричневого в полоску пиджака, достал рубль, безымянным пальцами, а большим надавил – получилось что-то вроде согнутой подковки. Разогнуть этот рубль таким же способом, как он его согнул, я, естественно, не смог. И никто из моих ребят не смог. Правда, потом мы этот рубль кувалдочкой на наковаленке распрямили.

После такого подарка мы с ним, понятно, сразу же и задружились.

Ходил он всегда с маленькой собачкой сидевшей у него на левой руке. Собачка была настолько махонькая, что больше напоминала воробья. Она все время дрожала и тявкала так тонко, будто чирикала. За это ее и прозвали Чирок. Потом как-то само собой имя его любимой собачки перешло и на самого хозяина.

Однажды на ипподроме Леня Чирок проиграл все Деньги, которые поставил на орловского рысака с легендарной кличкой Квадрат. Из-за проигрыша он так разозлился, что одним ударом своего кулака сбил этого трехгодовалого жеребца с ног.

А вот так посмотришь на Чирка – парень как парень, ничего приметного, как и все вокруг: средний рост, обычные плечи, кулаки как у всех, только очень костлявые.

Я ему не раз говорил:

– Тебе надо, было родиться в древней Руси, когда мечами бились.

– Да нет, мне и здесь хорошо, – отвечал он и между делом сворачивал железную лопату в трубочку, словно блин.

На пляже или в бане, разглядывая тело Лени Чирка, его мышцы, я часто думал, откуда в них, обыкновенных, такая необыкновенная сила. Мне это было не понятно. Да и сам он по этому поводу ничего вразумительного сказать не мог.

– Сила как сила, – говорил он и спокойно накручивал гвоздь на свой указательный палец.

А однажды в привокзальном ресторане, когда нам нечем было расплатиться, а поели мы хорошо, Леня Чирок в течение двух минут на простых листах бумаги, что стояли на столе вместо салфеток, цветными авторучками нарисовал два червонца. Бедный официант взял и даже не почувствовал обмана.

Я был сильно удивлен, так как ранее никогда не видел, чтобы он занимался живописью, и когда мы вышли на улицу, я спросил его, где он так научился рисовать.

Леня пожал плечами:

– Не знаю, просто рисую.

После этого я притаскивал ему иконы, картины, и он с таким мастерством копировав их, что я запросто сбывал их за оригиналы. Но со временем ему это надоело и он перестал рисовать. И как только я его ни уговаривал. Нет и все. Для нас эти его способности были необычными. А для него обычными.

Казалось, он умел все. Однажды, когда мы поехали на природу с двумя девушками, Леня сам взялся приготовить шашлык. Сам купил баранину, сам ее замочил, а когда приехали на место, он, отогнав всех нас, от мяса и от мангала, приготовил такой шашлык, что даже две наши Светы, убежденные вегетарианки, не только съели мясо, но даже обглодали ольховые веточки, исполнявшие роль шампуров.

А какого-же было мое удивление, когда я увидел его входящим в зал филармонии.

От столь необычного факта я даже не окликнул его, а лишь подошел к афише, чтобы посмотреть, не пригласила ли филармония какой-нибудь самодеятельный «Битлз» на разовый концерт. Ан нет, в тот вечер полный симфонический оркестр исполнял скрипичный концерт Ференца Листа.

Я его потом как-то спросил об этом культпоходе. Он отмахнулся от моего вопроса, так ничего и не объяснив.

Зато однажды, когда мы праздновали день рождения одного парня из нашей компании и ресторане на плавучем корабле, я вдруг, выпив немного лишнего, постучал вилкой по хрустальному бокалу и попросил всех замолчать. Когда воцарилась тишина, я повернулся к Лене и сказал, точнее, объявил:

– А сейчас всеми нами уважаемый Леня Чирок исполнит на скрипке Марш Мендельсона, – это первое музыкальное произведение, которое пришло мне тогда в голову.

Все сначала удивились, а затем захлопали в ладоши, так как уже привыкли к неожиданным способностям Чирка.

Леня посмотрел на меня, на людей вокруг, вышел на сцену, подошел к музыкантам и, взяв скрипку, сыграл марш Мендельсона.

Скрипач, у которого отобрали музыкальный инструмент, после оваций Лёниной персоне вырвал скрипку уже у Лени и заиграл тоже что-то интересное. Ему хлопали также громко и энергично, но, видимо, уже его поклонники.

Дело было зимой.

«А причем здесь зима и игра на скрипке?» – спросите вы.

Сейчас узнаете.

Скрипач из оркестра, отыграв, с вызовом посмотрел на Леню. Естественно, наша компания стала призывать Леню Чирка хлопками и криками к соревнованию:

– Сделай его, Леня. Покажи кузькину мать.

Леня вдруг спустился со сцены и быстрым шагом вышел из зала ресторана.

Все замерли: что это с ним? Сбежал? Побоялся позора? Это на Чирка было не похоже.

Но не успели ресторанные гости приступить к громкому и бурному обсуждению побега, как он вернулся. На его руках были надеты перчатки. Уже на сцене поверх перчаток он надел еще варежки, очевидно, прихваченные в гардеробе, взял у музыканта скрипку и заиграл. И что заиграл! Как комментировали с соседнего столика, он исполнял Листа, которого и великие музыканты, испонители с натренированными пальцами, не решались сыграть в ритме автора.

А Леня играл. И играл в перчатках.

Играл, раскачиваясь, выгибаясь, дрожа всем телом. Казалось, что скрипка и он едины. Одно целое. Казалось, что звуки издает не скрипка, а его тело, вибрирующее, как струна.

Когда он закончил и отдал скрипку владельцу, тот взял ее в руки и с изумлением стал рассматривать инструмент, не понимая, что происходит. Зал ликовал весь без исключения.

А Леня?

Вспоминая этого человека, я часто думал: «Зачем Господь дал ему столько способностей?» Ведь помимо того, что я вам рассказал, он прекрасно показывал фокусы, да такие, которые никто, никогда, нигде не демонстрировал. Я даже уговаривал его съездить на всемирный конкурс иллюзионистов, предрекая ему первую премию. В ответ он улыбался и вытаскивал из моего уха очередную целую бутылку водки. Я ее выпивал, а он отказывался ехать на конкурс иллюзионистов.