Владимир Дэс - Человек укравший бога (сборник)

– И ты согласилась? – невольно вырвалось у меня.

– Конечно согласилась. А что? Когда он умрет, мне и тридцати-то не будет. Вся жизнь впереди. И муж, и дети. Да и жизнь с такими деньгами спокойная и независимая. Можно потерпеть. А почему вы, кстати, все удивляетесь?

Я что-то наврал и стал быстро с ней прощаться. Только напоследок спросил:

– А вы знаете его настоящее имя?

– Какое имя?

Для меня и эта встреча принесла новые открытия: оказывается, я являюсь поверенным в финансовых делах этого человека, каким-то образом умудрившегося скопить огромное состояние. А ведь до прихода ко мне на работу он был гол как сокол.

Я вооружился калькулятором и финансовыми документами из архива, быстро подсчитал, что он мог иметь. При любом раскладе, даже если считать, что все десять лет он не ел, не пил и ничего не покупал, больше пятисот тысяч не получалось. Значит, воровал.

Очень осторожно сам провел ревизию документов. Точно, воровал.

Вызвал его. Сказал, что знаю все…

Он вдруг неожиданно упал на пол, зарыдал. Стал хватать меня за ноги и бормотать – все врут, все ему завидуют, и только я для него – свет в окне, только мне он предан и готов отдать все, что накопил своим непосильным трудом.

Настолько он казался искренним, что у меня перехватило дыхание: неужели я ошибся, и он не Пендоус.

А он вдруг запустил руку в свой нагрудный карман и, вытащив оттуда с десяток помятых десятирублевок, стал протягивать мне трясущимися руками «все свои сбережения».

– Вот, бери, это все, что у меня есть.

– Боже мой, какое же ты ничтожество, – невольно вырвалось у меня.

Я оттолкнул его и закричал:

– Уходи, убирайся вон!

Он как бы поджался, быстро спрятал деньги назад в карман и задвигался к двери. И когда он взялся за ручку, я не выдержал и громко прошептал ему вслед:

– Пендоус!

И еще раз, громче:

– Пендоус!

И еще раз:

– Пендоус!

И наконец крикнул так громко, что его имя услышали все: и мои помощники, и охранники, и визитеры в приемной.

Он сразу сжался, испуганно заметался из стороны в сторону и вдруг побежал из моего кабинета, наклонив вперед голову и сбивая на своем пути всё и всех.

Куда?

Куда ты, глупый?

Ты говоришь: «Терпи».

Ты говоришь: «Не проси».

Ты говоришь, что если мне это по настоящему надо, то они сами дадут.

Я верю тебе.

И терплю.

И не прошу.

Но уже и не жду.

Потому что устал ждать.

Потому что если продолжать ждать, то жизнь может скоро превратиться в каторгу.

Нервы от напряжения просто полопаются, потому что ты сам говорил, что ждать и догонять – это самое трудное в жизни.

Ты сказал: «Если тебе тяжело, лучше перестань ждать. Но не проси».

И я перестал.

И поверь, сразу стало легче.

Нервы успокоились.

Жизнь стала проста и понятна.

И знаешь, если я раньше смотрел на тех, которые мифически могли мне что-то дать, глазами, полными мольбы, унижения и подхалимства, то сейчас я смотрю на них глазами человека, который от них ничего не ждет, – с иронией и сочувствием.

Ты, наверное, говорил именно о таком ожидании.

Я в начале думал, что ждать – это как играть в карты, никогда не знаешь, придет туз или нет.

А сейчас я смотрю на них и понимаю, что они никогда мне лично ничего не дадут.

Им просто нечего мне дать.

Деньги? От них они мне не нужны.

Хвалу? Из их уст – это низко.

Сытую жизнь? Как в телячьем стойле?

Любовь? Среди них ее нет.

Здоровье? Все мы смертны.

Но я помню твои слова и, зная, что их смысл понял еще не до конца, жду, не ждя.

Да, я жду. И не жду.

Да, я терплю.

Но я не прошу.

И чувствую, что что-то произойдет. Что что-то будет хорошее, раз я следую твоему принципу.

Пусть даже не сейчас, пусть даже потом.

Потом, когда они будут не теми, от которых надо чего-то ждать, а теми, для которых мое терпение будет формой освобождения от их нежелания что-то дать.

Я никогда у них ничего не просил.

Но теперь они будут просить меня о том, чтобы я хоть что-то попросил у них.

А мне уже ничего от них не надо.

Я уже перетерпел.

Оказывается, в этом моем терпении и есть то счастье, которое было мне нужно в этой жизни.

Оказывается, терпение – это то самое главное, что я от них получил.

«Вот видишь, – скажешь мне ты, – и «они» на что-то нам сгодились».

Это было самое грандиозное и в тоже время самое необычное соревнование.

Бег.

Пятьдесят миллионов людей застыли на старте.

И мужчины и женщины.

Перед стартом спортсмены традиционно разогревались для предания наибольшей стартовой скорости.

Не запрещалось ничего.

Кто подогревался физическими упражнениями, кто алкоголем, а кто и наркотиками.

Некоторые предпочитали смотреть фильмы или читать прессу.

Хотя в атмосфере и витала нервозность, все стоящие на старте были абсолютно равнодушны друг к другу.

Все участвовали в этом беге добровольно.

Ни одного из пятидесяти миллионов никто не принуждал к этому старту.

Все пятьдесят миллионов были четко ознакомлены об условиях соревнования.

Каждый абсолютно точно знал чем может закончиться для него финиш. Каждый знал, но каждый шел к старту.

Шел с надеждой.

С надеждой на победу.

Это было соревнование, а не слепая лотерея. Здесь все зависело of тебя. От твоих способностей.

Бег есть бег.

А финиш есть финиш.

И там победитель будет один.

Только один.

И приз один.

Всем призам приз.

Самый дорогой приз на белом свете – Жизнь!

Все остальные 49 миллионов 999 тысяч 999 человек, и мужчин, и женщин, которые не дойдут до финиша первыми, будут убиты. Все до одного. Подчистую. Таковы условия этого грандиозного и в тоже время самого необычного соревнования.

И я участвовал в этом соревновании.

И победил.

Победил всех.

Победил из пятидесяти миллионов. И мне за победу подарили жизнь.

Я победитель!

Победитель!!

И этим уже счастлив.

Счастлив тем, что я родился.

Победил и родился.

А мог бы не родиться…

Что меня толкнуло купить эти шесть соток, я и сам толком не понял. Мне уже пятьдесят, и я никогда не думал, что буду возиться с землей, тем более что-то на ней выращивать. Всю жизнь я прожил в городе. До пенсии проработал отбойщиком в литейном цехе – кругом металл, огонь, копоть, шум. Не видел никогда близко ни грядок, ни репок, ни букашек, ни таракашек.

Дети выросли и разъехались. Жена умерла. Друзей задушевных у меня не было. Походил я с полгода из угла в угол своей однокомнатной квартиры, и под конец стало мне очень тоскливо.

И вот услыхав, что соседи по лестничной площадке продают дачный участок, я его купил, неожиданно для них и для себя самого.