Борис Красногорский - Острова эфирного океана

Наташа первая указала исход — бросить жребий, но встретила решительный протест со всех сторон.

— Неужели вы думаете, я решился бы улететь отсюда, если бы жребий упал на вас? — запротестовал не в меру разволновавшийся Карл Карлович.

— Пожалуйста, Карл, не воображай только себя каким-то рыцарем, с иронией заметил Добровольский; разумеется никто бы из нас при таких обстоятельствах не подумал бы лететь.

— Пожалуйста не придирайся! — заволновался еще более раскрасневшийся Карл Карлович, и ссора между приятелями уже готова была разразиться. Наташа и остальные старались успокоить Флигенфенгера.

— Я предлагаю другой выход, — сказал Штейн. — Мы с Блауменбергом, как ваши пленники, должны решить вопрос между собой. Я уже стар и вряд ли есть особенный смысл возвращаться на Землю. Ваше дело молодое, господа! Вы еще много можете принести пользы науке, а мне скоро и без того пора на покой.

Но и этот выход казался всем неприемлемым. Штейна успели уже все полюбить, как талантливого профессора и хорошего человека.

— Подождите, господа, — сказал Имеретинский, — еще подумаем, может быть и найдем какой-нибудь способ улететь всем сразу со всеми нашими коллекциями, а пока надо будет осмотреть и привести в порядок нашу "серебряную птицу". Надеюсь, вы все в этом мне поможете.

Зеркало "Победителя Пространства" еще в первые же дни после того, как он спустился на планету, было заботливо обтянуто брезентом. Важным изъяном в аппарате были перебитые цепи, но к счастью у "Patria" при крушении сохранились цепи. С согласия представителей "Соседней Страны" Имеретинский снял эти цепи и приспособил их к своему аппарату. Они были немного длинноваты, так как "Patria" отличалась большими размерами, и потому пришлось снять несколько звеньев, чтобы они соответствовали размерам "Победителя Пространства". Путем совокупных усилий, аппарату придали горизонтальное положение. Теперь оставалось только ждать приближения соответствующего астрономического момента и ясного неба, чтобы освободить зеркало от покрова и дать ему надлежащее положение, при котором, по расчетам Имеретинского, аппарат должен был соскользнуть с поверхности планеты под бомбардировкой солнечных лучей…

Последняя разлука Наташи с Имеретинским ясно показала ей, до какой степени привязалась она к этому человеку. Находясь все время вместе, оба они этого почти не замечали. В отсутствии Имеретинского Наташа сильно скучала и, когда он возвратился, ее радости не было конца. Она не отходила от и него расспрашивала о всех мельчайших подробностях их приключений. Имеретинский смотрел на эту девушку, так смело и самоотверженно решившуюся ехать с ними в рискованное путешествие, видел, как радостно светятся ее глаза и невольно заражался ее радостью. Невидимые нити симпатии уже давно соединили их сердца, но Имеретинский долго гнал от себя подобные мысли, считая это мальчишеством и глупым сентиментальничаньем в такое время, когда обстоятельства заставляли его быть объединяющим центром ответственной научной экспедиции. Но однажды, ясным вечером, когда остальные долго не отходили от телескопа Добровольского, направленного в небо, Имеретинский и Наташа остались вдвоем. Теплый, свежий воздух и смолистый аромат хвойных деревьев той лужайки, на которой они делали привал во время экскурсии, так располагали к поэзии, что Имеретинский сам не заметил, как начал говорить о мировой гармонии и красоте в природе, стал описывать в ярких красках свои душевные переживания, полноте которых он был обязан присутствию в составе их экспедиции Наташи. Он говорил, что уже давно любит ее, любит сильно за ее смелость и самоотверженность, как неизменного товарища и помощника во всех своих предприятиях. Но признаться в этом чувстве он боялся даже сам себе, теперь же видит, что должен сказать это прямо.

Наташа молча слушала Имеретинского, в которого верила, как в Бога, и которого давно уже любила первой девичьей всеобъемлющей любовью.

Последние дни пребывания наших путешественников на Венере прошли в приготовлениях и сборах. Больше всего ими был занят Имеретинский. Ему пришлось долго возиться с ремонтом "Победителя Пространства" и расчетами количества багажа, который они могли взять с собой. Это последнее было самым трудным делом, так как каждый из ученых специалистов считал "необходимым" взять ровно столько, сколько мог вместить в себе вагончик аппарата. Особенно был настойчив Карл Карлович. Он решительно хотел забрать все свои коллекции. Приходилось каждому урезывать, а для этого необходимо было самому вникать в то, что действительно важно и что второстепенно. В результате все были недовольны, за исключением лишь Наташи и Добровольского. Последнему почти нечего было брать, кроме записей и фотографических снимков. Решено было даже пожертвовать большинством инструментов, оставив их на Венере взамен на дары ее природы.

Незадолго перед отъездом, случилось одно происшествие, едва не кончившееся трагически. Карл Карлович, отправляясь на экскурсию в восточную лесную область, пригласил с собою Наташу. На берегу встретившейся им реки рос хвощовый кустарник, и в то время, как Флигенфенгер охотился за насекомыми, Наташа бродила вдоль речного берега, напевая какую-то песенку. Она совершенно не заметила, как из прибрежного кустарника высунулась сначала голова, потом и длинное чешуйчатое туловище чудовища, напоминавшего крокодила. Это был антракозавр (Anthracosaurus), водившийся и в каменноугольный период на Земле. Он принадлежал к группе стегоцефалов и действительно напоминал собою отчасти крокодила, хотя скорее походил на огромную неуклюжую ящерицу. Кроме двух главных глаз, на темени черепа выступал еще третий, непарный. Это отвратительное животное, увидев Наташу, дико вращало всеми своими тремя глазами и, широко расставив пасть, унизанную рядами остроконечных зубов, тоже долго дивилось невиданному дотоле "чудовищу", каким ему конечно представлялась беззаботно распевающая Наташа.

Ландшафт каменноугольная периода; направо антракозавр, а налево долихосома.

В первую минуту антракозавр, вероятно, не знал, что ему предпринять. Питался он тем, что давала водная стихия, и потому вряд ли у него могли явиться поползновения полакомиться Наташей. Скорее инстинкт самосохранения подсказывал ему, что нужно защищаться от "невиданного зверя", вызывающе шагавшего вдоль реки. Он двинулся вперед, но неуклюжее туловище зашуршало в хвощевой поросли и Наташа насторожилась. Еще мгновение — она видит чудовище и с истерическим криком бросается бежать. У Карла Карловича от этого крика выпали все банки из рук и он поспешил к ней. Увидев антракозавра, он в ужасе остановился, смешно расставив руки и ноги. Наташа была уже около него и ее трясло, как в лихорадке. Неизвестно, "устрашающий" ли вид Карла Карловича или же что другое, но только озадаченный антракозавр не рискнул двигаться дальше и счел более благоразумным возвратиться в родную стихию. Однако, эта встреча дорого стоила Наташе — она всю ночь бредила и стонала и Имеретинский серьезно боялся за ее здоровье, просидев у ее ложа до самого рассвета. Но на утро, как ни в чем не бывало, она снова беззаботно смеялась и шутила, говоря, что противный зверюшка испугался Карла Карловича и потому ушел, иначе ей бы несдобровать.