Джон Пил - Времяточец: Бытие

Все трое были там. Энкиду и Эн-Гула спали, а Доктор всё ещё пытался освободиться. Ему удалось снять туфлю и носок, и он пытался вспомнить о том, как Гарри Гудини учил его сжимать ступню, чтобы протолкнуть её в узкую щель. Увидев свет со стороны двери, он удивлённо обернулся.

— Принцесса! — пробормотал он. — Что, уже настал час посещений?

— Тихо, — прошептала она. — Я пришла освободить вас.

— Вы уверены, что это разумно? — спросил он, глядя как она берёт в руки молот и деревянный клин. — Мне кажется, что ваш отец будет недоволен.

— Мой отец обычно мудрый человек, — ответила Нинани, — но в данном случае он позволил своим страхам заглушить разум.

Опустившись на колено, она упёрла свой клин в тот, который удерживал колодки. Затем осторожно начала бить по нему молотом.

Шум разбудил спавших. Доктор зашипел на них, чтобы они молчали. Стараясь шуметь как можно меньше, Нинани выбила второй клин, и Энкиду смог убрать верхнюю колодку, освобождая ноги себе и Доктору. Затем воин взял у Нинани молот и клин, и взялся освобождать жрицу. Прыгая на одной ноге, Доктор вернул на место носок и туфлю. Как только Эн-Гула была свободна, Доктор подозвал всех к себе.

— Так, — сказал он вполголоса, — нужно быстро уходить. Мы не знаем, когда кому-нибудь взбредёт голову нас проверить, так что нужно использовать всё время, которое у нас есть. Эн-Гула, ты можешь провести нас в храм Иштар таким путём, где людей поменьше?

— Конечно, господин, — сказала она. — Идите за мной.

Она повела их к выходу из замка, остальные старались не отставать. Энкиду оставил себе молот, поскольку это было единственное подобие оружия, которым он мог воспользоваться в случае проблем.

Замыкавший колонну Доктор позволил себе немного надежды.

— Я знал, что что-нибудь придумаю, — поздравил он сам себя. — Ещё немного такого везения, и Иштар наступит конец.

Агга сидел на троне и пил из серебряного кубка молодое вино. Набирая его в рот, он глотал его так быстро, что не успевал даже почувствовать вкус. Он знал, что не следовало топить свои страхи в выпивке, но угрюмо продолжал это делать, поскольку ничего другого придумать не мог.

В глубине души он понимал, что Нинани была права — Иштар их всех поработит. Но что он мог поделать? Глотнув ещё, он подумал о том, что Иштар, если ей заблагорассудится, вполне могла убить Нинани, и он не мог этим рисковать. Кроме того, был ещё этот волшебный ящик, который мог уничтожить всё мироздание, если Иштар умрёт. Заглянув в её глаза, он понимал, что это не пустая угроза.

Положение было безнадёжным. В целом, он считал себя способным и, возможно, даже хорошим царём. Но в таких условиях?.. Боги насмехались над ним, сделав его царём ничего. Что он мог сделать? Он попытался хлебнуть ещё вина, но кубок был уже пуст. Потянувшись к графину, он налил себе ещё. Стукнув графином об стол, он заметил, что в тени что-то движется.

— Кто там? — проревел он, вглядываясь в темноту. — А ну покажись, как подобает честному человеку!

На освещённое факелами пятно вышел Думузи. В мерцающем свете в его виде было что-то нечеловеческое. В его худом лице, белой бороде, тяжёлом носе, а прежде всего — в остекленевших глазах.

— Приветствую, господин, — пробормотал он. — Отдыхаешь?

— Нергал тебя побери, гад ползучий! — ответил царь, хлебнув вино. — Ты почему крадёшься в темноте?

— Если бы я не крался, о царь, кто-нибудь заметил бы, что я шпионю за тобой.

— Так значит, — огрызнулся Агга, — ты присматриваешь за мной для Иштар?

— Дурак, — резко сказал верховный жрец. — Я и есть Иштар. Эти глаза — мои глаза, этот язык — мой язык. Я здесь, точно так же, как если бы тут присутствовало моё тело.

— От тебя у меня мурашки по коже, — сказал он жрецу, шатаясь, вставая на ноги. — Я верю тебе, Иштар. Я уже видел, как ты овладевала людьми. И зачем же глаза Думузи шпионят за мной?

— Я ждала, — ответил жрец. — Я хотела, чтобы ты, прежде чем предстать передо мной, оказался в этом жалком, шатающемся виде. Мне весело смотреть на то, как царь Киша ведёт себя как обычный пьяница.

— Тебе весело? — засмеялся он. — Разве это не человеческая эмоция? Богине это не к лицу.

Тело Думузи пожало плечами.

— Во мне, возможно, мало человеческого, — сказало оно от имени Иштар. — Но мои эмоции остались. Я люблю посмеяться… А иногда — отомстить, — улыбка на лице Думузи была похожа на трупное окоченение. — Настало время мести.

Шатаясь, Агга сошёл с трона и подошёл к старому жрецу. Мутным от алкоголя взглядом он смотрел на него, пытаясь подавить свой страх.

— Мести? Что это ты такое несёшь?

— Как? — удивлённо спросил Думузи. — Ты что, разве не знаешь, что делает твоя дорогая красавица-дочка?

Аггу бросило в холод, он чуть не протрезвел.

— Она у себя в комнате, под охраной, — ответил он. — Она не имеет никакого…

— Напротив! — проревел Думузи, озвучивая удовольствие Иштар. — Она только что освободила троих пленников, которых ты скрыл от меня. Ты думал, что я о них не узнаю? И о том, кто они? Дурак! Они все вместе направляются к моему храму. Агга, я тебе предупреждала о том, что если она будет мне мешать, то станет либо моей рабыней, либо моим обедом. Теперь ты увидишь, как я держу своё слово.

Выругавшись, Агга выплеснул остатки вина в лицо Думузи. Оттолкнув старика в сторону, царь быстро вышел из тронного зала. Не обращая внимания на капающее с его лица вино, Думузи смотрел как царь, шатаясь, выходит в коридор.

— Да, — довольным голосом пробормотал он, повторяя мысли Иштар, — я знала, что после этого ты примешься действовать. Ещё один спешит ко мне. Обожаю вечеринки… Какое соберётся общество, какое будет пиршество!

Запрокинув голову, старый жрец захохотал нечеловеческим голосом посреди пустого зала.

— Мне это не нравится, — проворчал Энкиду.

Подавляя в себе желание закричать, Доктор постарался сказать спокойно:

— Я, конечно, ценю реализм, но ты разве не слышал о преимуществах позитивного мышления? Со времени нашего побега ты только и знаешь, что жалуешься.

— Потому что я от природы осторожный, — ответил Энкиду. Он выглянул из-за колонны, за которой они оба прятались. Перед ними был главный зал храм Иштар. — И говорю тебе, мне это не нравится.

— В таком случае, обещаю тебе, что когда всё закончится, я поговорю с декораторами, чтобы они тут всё перекрасили.

Обезьяно-человек недовольно сверкнул взглядом:

— Я имел в виду, что тут слишком тихо.

— Возможно, он прав, господин, — вмешалась в их спор Эн-Гула. — В этот час тут обычно около двадцати жрецов, приносящих жертвы.

Доктор ещё раз быстро всё осмотрел. Он видел только шесть или семь фигур в балахонах, хотя около двадцати посетителей несли своих животных в качестве подношений.