Джон Пил - Времяточец: Бытие

Гонец с готовностью поднялся на ноги. Думузи развернулся и повёл его из своих жреческих покоев в храм. Слуга рассчитывал, что от него потребуют принести клятву у главного алтаря. Думузи чувствовал удовольствие, с которым Иштар позволяла слуге эти наивные мысли, её предвкушение того, что от этого итог станет ещё приятнее.

Храм был внушительным зданием, даже по меркам великого города Киш. Главная часть его конструкции была длиной в двести пятьдесят шагов и шириной в пятьдесят шагов. Крыша возвышалась в нескольких метрах над их головами. Каменные колонны поддерживали потолок, а прорезанные в стенах треугольные окна впускали внутрь свет. Стены были покрыты саманом, в который были вдавлены небольшие глиняные конусы. Конец каждого конуса был окрашен в чёрный, белый, или красный цвет, они образовывали на стенах ломанные узоры.

Сквозь здание проходили поклоняющиеся Иштар. Некоторые принесли жертвы, другие — монеты, чтобы купить время со священными блудницами, ожидавшими в многочисленных камерах по бокам от огромного зала. В храме никогда не было тихо, но при появлении Думузи, который вёл шпиона, зависло почтительное молчание.

В дальнем конце храма был алтарь. Здесь работали группы жрецов; некоторые принимали жертвуемых животных и убивали их, другие принимали подношения в виде зерна, которое отправляли в амбар храниться до зимы. Убитых животных разделывали: печень использовали для гадания, потроха — для священных костров, а мясо жарилось и хранилось в качестве питания служителей храма.

Позади главного алтаря были личные покои Иштар. Думузи отодвинул занавес, и гонец опасливо прошёл внутрь. За занавесом было темно, и слуга явно опасался получить нож в спину в награду за измену своему царю.

— Иди, о человек, — засмеялся голос Думузи. — Пойдём, почувствуешь Прикосновение самой Иштар. Она поймёт, правду ли ты сказал мне.

Гонец медленно пошёл вперёд, нерешительно ступая, пока его глаза не привыкли к мраку.

Его осторожность была напрасной: в этой комнате были две служанки Иштар. С невозмутимыми лицами они схватили мужчину за руки с силой, которую не могли иметь люди. Мужчина громко закричал и попытался вырваться. Их пальцы впились в его кожу, удерживая его на коленях у дверей.

— Мой господин! — закричал он, пытаясь повернуть голову так, чтобы увидеть Думузи. — Я клянусь, я говорю тебе правду!

— Не клянись ему, о человек, — из глубины комнаты донёсся голос самой Иштар. — Ему всё равно, правду ты говоришь, или врёшь. А мне не всё равно. Прими моё Прикосновение, и я буду спокойна.

Она выползла в пятно слабого света. Гонец смотрел на неё молча, раскрыв рот. Он понял, что находится перед настоящей богиней. Никогда раньше не видал он такого совершенства: такая изящная форма, выше, чем человек; кожа такая бледная, что, казалось, светилась; такое красивое лицо, обрамлённое развевающимися волосами.

Когда она начала изменяться, он снова закричал. Он дёргался в железной хватке неподвижных жриц, словно безумец. Горящий красным взгляд Иштар опустился на него. Она развела руки в подобии объятия и схватила его. Его крик затих сразу, как только её металлические ладони коснулись его висков. Раздалось тихое жужжание, и он упал.

Она убрала ладони и улыбнулась, увидев покраснение на его левом виске, где она вставила свой коммуникационный модуль. Две служанки отпустили его, и он остался стоять на коленях, раскачиваясь с закрытыми глазами.

Иштар расслабила свои мысли и направила их через коммуникационный модуль в сознание мужчины. Как и у многих этих людей, его разум был очень мал и безвкусен. Почти мимоходом, она убедилась, что он сказал Думузи правду: Гильгамеш действительно отправился в разведку. Вот дурак! Она позаботится о том, чтобы он не скучал. Но он не должен умереть… пока что. Она жаждала мести, она жаждала вкусить его страх перед тем, как позволить ему роскошь смерти.

А как поступить с этим простолюдином? Его разум не стоит того, чтобы его съесть, раба из него хорошего не выйдет. У него нет ни талантов, ни желания чему-то учиться. Ещё одно сознание ей пока что не нужно… Мысленно вздохнув, она предоставила мужчине единственное освобождение, которое ему было суждено получить. Она даже не услышала его предсмертный хрип, с которым он опрокинулся на спину и замер на полу. Служанки его уберут.

Один из жрецов, которых она контролировала, кажется, был встревожен. Посмотрев его глазами, она поняла почему: Агга пришёл в храм и направлялся в её покои.

Царь Киша? Интересно. Он не был другом Думузи, это она знала, как знала всё, что знал Думузи. Агга поклонялся преимущественно Забабе, покровителю этого города, но он был не настолько глуп, чтобы проигнорировать визит живой богини, и он встречался с ней несколько раз. Каждый раз она ощущала его недоверие, и это её забавляло — она понимала, что он не может ничего ей сделать. У неё был соблазн добавить его к своей коллекции; его сознание, похоже, стало бы вкусным блюдом: острый, проницательный ум, властный характер. Но ей всё ещё не хватало сил на то, чтобы делать что угодно в этой жалкой куче навоза, которую они называют городом. Пока она всё ещё копила силы, лучше оставить Агге небольшую свободу. Её марионетки были очень талантливы, но им не хватало того запала и изобретательности, которые обычно давала свобода. Почувствовав, что её форма снова изменяется, она задрожала от наслаждения.

Агга отодвинул занавес и ждал. Его тело было сильным и мускулистым, с небольшой склонностью к полноте. Его густая кучерявая борода сильно пахла маслами, которыми её умащивали. Одежда на нём не была пышной, но ткань явно была дорогой. На шее он носил цилиндрическую печать, которая заверяла царские указы. Помимо неё, единственным его украшением была висевшая на груди золотая цепь, инкрустированная янтарём.

Его глаза, постепенно привыкая к слабому освещению, которое предпочитала Иштар, остановились на трупе, лежавшем на полу. Его сильное тело напряглось от едва сдерживаемого гнева, когда он посмотрел в спину пренебрежительно отвернувшейся Иштар.

— Опять человеческое жертвоприношение? — прорычал он. — Мне кажется, что твоё появление в нашем городе, Иштар, является предвестником не милостивого правления богов, но хищничества Нергала, отца смерти и чумы.

— Следи за своим языком, Агга, — пробормотала она. Она повернулась к нему, и при виде её красоты Агга не смог сдержать резкий вздох. — Я терплю много твоих оскорблений, — улыбаясь, сказала она, — потому что меня устраивает, что ты царь в этом городишке… пока что. Но если ты меня сильно разозлишь, то, пожалуй, даже ты ощутишь Прикосновение Иштар.

Она протянула правую ладонь, и ему показалось, что в ней блеснуло что-то металлическое.