Андрей Марченко - Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых

А кровь императрицы тем временем закипала.

– Кто? – ледяным голосом спросила она. – Кто был в той комнате?

Цесаревич вмиг сник, дурацкая ухмылочка сползла с лица. Видимо, дошло наконец, что сболтнул лишнего.

– Не м-могу знать, ваше величество, – залепетал испуганно. – Я не подслушивал, ушел сразу. Подслушивать – это удел всякой швали, а не н-наследников престола! С в-вашего позволения… Я на урок.

И, неуклюже раскланявшись, удалился. Императрица его не задерживала. Наследники престола… Что сынок, что старший сын его. Беда на ее голову, а не преемники. Разве же можно хоть на одного из них Россию оставить? Вот Александр Павлович, другое дело, но он – не сын и даже не старший внук… А жаль.

В расстроенных чувствах Екатерина отправилась в покои сына. Отпрыска застала в компании Платона Зубова и еще троих друзей великого князя.

– Его сиятельство светлейший князь Потемкин-Таврический тяжело болен, – объявила она с порога, не обращая внимания на поклоны подданных и попытку Павла поцеловать руку. – Ежели он не выздоровеет, в его смерти я буду винить каждого, кто находится в этой комнате.

Мужчины побледнели. Великий князь задрожал от гнева, вздернул подбородок.

– Вы обвиняете сына…

– Я всё сказала, – бросила Екатерина и вышла.

Следом выбежал Платон Зубов. Беспрерывно кланяясь, он принялся убеждать императрицу в глубокой своей любви к ней и привязанности. Екатерина остановилась. Посмотрела на фаворита, но не увидела его. Перед глазами встал темный подвал и императорская семья за миг до гибели. Государыня молча продолжила путь. Платон остался стоять посреди широкого дворцового коридора.

В тот же час Екатерина распорядилась отправить в усадьбу Тараниных дополнительную охрану из проверенных людей. Графу Алексею Орлову поручила следить за безопасностью князя Потемкина, одному из немногих, кому еще доверять могла.

Каждый день посылала гонца в Псков, спрашивая о здоровье того, кто был и остался единственным другом, помощником и любимым. И каждую ночь снился ей сон о темном подвале. Императрица уже и спать почти перестала за пять дней. Но вот на шестой она заснула вообще без сновидений. И впервые за неделю поняла, что выспалась. А к вечеру пришло известие – миновала опасность, выздоравливает князь! Утром собирается выехать в Петербург.

– Запрягай карету! – скомандовала императрица.

Ранним сентябрьским утром приехала Екатерина в город Псков. Когда императрица вышла из кареты, моросил теплый дождь, лаяли купеческие собаки. А на крыльце ее встречал Потемкин собственной персоной – при полном параде, еще худой и бледный, но с улыбкой на устах и твердо стоящий на ногах.

– Государыня моя возлюбленная, – он склонился в знак приветствия.

– Друг мой! Как я рада видеть тебя в добром здравии, – а затем повернулась к купцу с дочкой. – За то, что князя мне к жизни вернули, просите у меня всё, что хотите.

– Государыня! Матушка! – затараторил купец, теребя бороду. – Евреи одолели, цены на товар сбивают, житья от них нет. Скоро есть станет нечего честным купцам…

– Дались вам эти евреи, батюшка! – вскрикнула Федорка, едва не плача, и тут же осеклась. – Простите, ваше величество.

– Я уже занимаюсь вашим вопросом, сударь, – ответила купцу Екатерина. – А ты чего хочешь, дитя?

– Кажется, я знаю, чего, – отозвался Потемкин.

– Ваше величество! Ваша светлость! Помилуйте капитан-поручика Алексея Потравского! Невиновен он, это ошибка. По недоразумению его арестовали. Ни о чем кроме не прошу, ничего более не нужно…

– Негодница. Я тебе что гов… – начал отец, но императрица остановила его взмахом руки.

– Твоя просьба услышана, дитя, – ответила она.

Федорка смотрела вслед императорскому экипажу. Что ж, ее молитвы услышаны. Князь поднят на ноги, один сон не сбылся, значит, и второй исполниться не должен.

– Я сделала всё, что могла, орел мой, – едва слышно прошептала девушка. – Всё, что было в силах простой купеческой дочки.

Год 1792 начался с радостного события. В январе играли свадьбу цесаревича Александра Павловича – любимого внука императрицы, второго сына великого князя – и племянницы генерал-фельдмаршала князя Григория Потемкина-Таврического, Елизаветы Григорьевны Темкиной. И было на это венчание две причины. Во-первых, сказала государыня, хватит русским великим князьям и цесаревичам брать невест из немецких княжеств, не кончится это добром! На своих девках жениться надобно, благо красавиц высокородных в России хватает. Во-вторых, таким способом императрица решила облагодетельствовать верного друга своего, вырвавшегося из объятий смерти. Зная, как важно для светлейшего обустроить жизнь племянниц и прочих родственниц, подумала она, что таковой союз станет для него лучшей наградой. Потемкин не возражал. Месяц назад он вернулся из Ясс, где заключил мирный договор с османами, и сейчас стоял по правую руку от императрицы.

На венчании среди гостей завидела ее величество и капитан-поручика лейб-гвардии Преображенского полка Алексея Потравского с невестой – как же она хороша с высокой прической и в платье из черно-белого шелка. И как удачно для нее всё сложилось. Просьба отца ее, и многих других купцов, удовлетворена – для евреев с декабря прошлого года введена «черта оседлости». И любимого ее капитан-поручика, разумеется, оправдали за неимением доказательств вины и ввиду заступничества самой императрицы. Но дело о яде приняло неожиданный оборот – в октябре скончался придворный банкир Ричард Сутерланд. Поползли слухи, что Потемкин был отравлен именно в его доме – где в летнее время часто бывал в гостях, и сам же Сутерланд попытался ложным доносом перенести вину на Потравского, известного нелюбовью к князю. А потом каким-то образом банкир отравился своим же ядом… Екатерина отмахнулась от дурных воспоминаний. Пусть Сутерланд перед Всевышним теперь отвечает. Она посмотрела на новобрачных, идущих к алтарю. Белокурый Александр с вытянутым лицом и слегка удивленным взглядом и рыжая Елизавета с веснушками на пухлых щеках. Хорошая пара.

Март 1792 года омрачился внезапной кончиной Петра Павловича. Сгорел за три дня от непонятной лихорадки. Была у Екатерины даже мысль послать за Федорой Тараниной, но ее отговорил Алексей Орлов: «Не пристало, мол, царскому двору бежать за помощью к какой-то знахарке. И вообще…» Что «и вообще» – объяснять не стал. И без того ясно – не сильно расстроила императрицу смерть нелюбимого чада.

Тем более что уже в августе жена второго ее внука – Елизавета Григорьевна – родила здорового сына, чем заслужила любовь всего двора.

Тревожные сны больше не беспокоили Екатерину. Но иногда, держа за руку возлюбленного своего, князя Потемкина, и вспоминая, как едва не потеряла его, она думала: «Одно видение не исполнилось. Значит, и второе сбыться не должно».