Мария Фомальгаут - Продам май (сборник)

— А-а-вро-е-е-е… е-е-е-с-с-с-ь… — прошамкала жаба, когда мы выбрались на равнину.

— Да, вроде здесь, — согласился я, оглядел темные холмы, поросшие колючими иглами. Но сколько я ни разглядывал туманный морок, я не видел ни одной черной реки.

— Не-у-у-у…

— Да… нету…

— А-а-а-л-ш-е-е…

— Дальше? Да нет, здесь должны быть черные реки…

— Жо-о-о…

— Что, думаешь, сжег их кто-то? Как мы в молодости? Да, очень похоже… Слушай, пойдем-ка отсюда, а то еще подумают, что мы сожгли всю кровь земли, и будут нас хлестать плетками…

— Бо-о-о-но-о е-с-та-а-а-ат у-у-у-у-т…

— Да, больно хлестать будут…. Пойдем.

Мы осторожно начали подниматься в горы, и я подсаживал скользкую жабу, и все думал, как не разбить свою лютню, на которой играл по вечерам у костров. Мы уже почти вскарабкались на невысокую гору из человечьих костей, когда и без того темное небо потемнело еще больше, и я увидел, как под лиловыми тучами мелькнул демон, кто-то из приспешников Его, Темного. Красными глазами он оглядел равнину, высохшие черные реки, взгляд его скользнул по склону, где затаились мы двое — и демон, шелестя крыльями, метнулся к северу.

— Влипли мы, — шепнул я жабе, — сейчас пойдет, расскажет Ему, Темному…

— Н-е-е…

— Думаешь, нет? Тоже верно, что ему до нас!

Тревога не оставляла меня — вечером в свете костров играл я на лютне, пел печальные песни миров возмездия, глядел, как пляшут по раскаленным угольям демоны вперемешку с грешниками, то и дело ждал, что явится ко мне гонец от Него, Темного, и скажет… иди к нему.

И не давала мне покоя черная кровь земли, кто выпил ее, кто сжег ее, кто…

— Иди к нему.

— А?

— Иди… к нему… — кто-то маленький, крылатый, хвостатый опустился на мое плечо, коснулся моего острого уха.

Моя аура сжалась и потускнела. Так и есть, не может такого быть, чтобы Он, Темный, чего-то не видел, не знал… Да нет, ему другое что-то нужно от меня, думал я, поднимаясь по чугунному мосту над огненной рекой, сейчас вызовет меня и скажет, Аштарот, за верную службу даю тебе сто грешных душ, терзай их, пей страдания их — досыта…

Я вошел в кованые ворота, увенчанные головами грешников, взошел по ступеням из навеки окаменевших тел, и безмолвные церберы пропустили меня в его покои. Во мраке передо мной вспыхнуло что-то переменчивое — не то звериная морда, не то человечье лицо, не то безликая маска. И захочешь — да не прочитаешь ничего в этих мерцающих глазах, ни эмоций, ни мыслей…

— Ты был на темных холмах? — спросил меня Он, без слов, без звуков.

— Был, — ответил я, чувствуя, как холодеет аура.

— И черная жаба была?

— Была.

— Ты видел черную кровь земли?

— Не видел.

— И черная жаба не видела?

— Не видела.

— Ты знаешь… куда девалась черная кровь земли?

— Не знаю.

— И жаба не знает?

— Не знает.

Захолонула моя аура, стало страшно. Вот теперь и скажет Он, Темный, что это мы сожгли черные реки… и не докажешь никому, что это не так…

— В землю они утекли… — прошелестел Он, Темный, — на ту сторону земли…

— В землю?

— Так ступай.

— Куда?

— Ступай… — вспыхнули ледяные глаза, казалось, самый воздух в зале окаменел, — на ту сторону земли… Поди, посмотри, куда утекают черные реки.

— Это туда… где люди живут?

— Где люди… Людей не трожь, живых трогать не велено, мы только мертвых терзаем… боль людскую не пей… Про реки узнай и назад ступай… А то еще расшалишься, перекинешься инкубом, очаруешь юную грешницу…

Тихий смешок… Я склонился перед ним низко-низко, поцеловал заснеженную землю, влажную от крови…

Я вышел в мир — вырвался с потоком магмы из жерла вулкана, побрел по шоссе из ниоткуда в никуда, искать, где текут черные реки, и почему текут в подлунном мире, а не у нас. А без черных рек-то не жизнь, не зажечь огня, не согреться, не проплыть в утлом челноке от одного края света к другому, не запустишь черную мельницу, где тяжеленные жернова перемалывают грехи…

Плохо без черной крови…

Из сосновых зарослей мне навстречу выпал мужичонка с двустволкой, завизжал, бросил ружье, метнулся в чащу. Боятся нас люди, что ни говори, боятся… Вроде бы давно уже не выбирается наш брат в подлунный мир, не забирает живьем грешных людей… Говорят, было что-то такое — во времена савонарол и торквемад, когда к какому-нибудь проворовавшемуся торгашу или небезгрешному монаху, или без пяти минут властелину мира в тишине полуночи являлся демон и забирал туда, где в ледяном безмолвии трещат костры…

Боялись нас — и вызывали нас, и приходили темные духи к молодым и дерзким, и подписывали договора — на двадцать, на тридцать лет, и человек по трупам и костям других рвался до самых высот, а после забирали его, вдоволь согрешившего, из его хором…

Сейчас не то… приелось, перевелось, как инквизиции и крестовые походы… Я уже не застал той эпохи, но все равно то и дело представлял, как врываюсь в покои какого-нибудь богача, волоку в ад его грешную душу, рву и терзаю когтями…

Мальчишеские мечты…

Не о том думаю… кровь земли, кровь земли… найти бы черные реки… Я прислушался к пустоте подлунного мира, к непривычным далеким звукам, крикам, голосам — да, черная кровь была где-то совсем рядом, вон там, за частоколом соснового леса, рукой подать. И правда что, текла она не к нам, в темный мир, а от нас, в мир подлунный, кто-то высасывал ее… какие-то силы…

Я пересек лес, я выбрался в синие сумерки, на снежную равнину, я сразу увидел эту силу, пьющую кровь земли — стальную вышку, еще каких то стальных зверей, качавших головами, эти-то звери и качали из земли черную ее кровь… И слышал я стоны земли, истекавшей кровью…

Я шагнул к вышке.

Вот здесь-то люди и начали стрелять… Не пускали меня к Страшной Вышке, верно, не хотели возвращать нам черную кровь земли…

— Черт идет, черт!

Я слушал их вполуха, меня послали сюда не для того, чтобы кого-то слушать. Цель была рядом, зловещая стальная вышка, что может быть проще, поднять Страшную Вышку в небо, швырнуть ее оземь…

Не пейте кровь земли…

Нашу кровь…

Кто-то бросился мне навстречу. Я хотел подкинуть его в облака, но тут же с удивлением заметил, что человек бежит без оружия, и сколько я ни сканировал его, не искал под одеждой гранату или револьвер, ничего не было. Он шел ко мне — и странно, что не в защитной одежде, хаки, что ли, называется, а в костюме. Что-то выдавало в нем главаря, вождя этого племени, или что у них там было, у людей, живущих возле вышки.

Я искал оружие в хлебе, который он нес на белом полотенце — оружия не было, и даже соль в чашечке была просто солью, не каким-нибудь тротилом…

— День добрый, — он смущенно улыбнулся мне, — добро пожаловать… на нашу грешную землю.

— День добрый, — согласился я, не зная, что сказать.