Андрей Фролов - Пасынки безмолвия

Она и без того знала, что сейчас за ее спиной простирается огромная – больше километра в диаметре – воронка, пробившая город до дна. Проносятся калейдоскопом, словно коржи слоеного пирога, сначала автомобильные магистрали, срезанные плазменной бритвой; затем подземные коммуникации; следом – нижние магистрали и гнезда скрытых в земле автомобильных парковок.

Еще глубже лежали линии метрополитена, на срезах похожие на норы гигантских насекомых. Затем резервное метро, бункера и бомбоубежища, трубы, коллекторы и прочая начинка, на которой стоял первый Новосибирск. Еще до того, как разделился на Циферблат и Заповедник, в котором жили странные…

Все это не интересовало Погремушку.

Да, на старых стоянках до сих пор можно найти ржавые машины, в которых еще есть чем поживиться. Если углубиться в тоннели, повезет выйти к нетронутым подземным хранилищам. Но все это – цели мародера, а не егеря. Ее же путь, как и двенадцать раз до этого, лежал в ином направлении…

Даже не оборачиваясь, Яна ощущала на своей шее дыхание сдохшего в агонии прошлого. Прикосновение иного мира – третьего, если считать «стекляшки» и Кольцо самостоятельными вселенными. Хотя нет. Даже не мира – иномирья, изнанки, всепоглощающей пустоты, нетерпимой к людям.

Никто из Голи не возвращался.

Никто не приносил добычу.

Те, кто рисковал чересчур удалиться от подземного царства, залегающего под Заповедником и Циферблатом, гибли на глазах товарищей. Неприятно гибли, кроваво.

Высотомер, закрепленный на левом запястье Погремушки, сообщил, что совсем скоро девушка достигнет цели. Теперь главное – не перестараться и не съехать дальше положенного, где почва и осколки бетона превратились в настоящую трясину, о существовании дна которой знают только неудачники, сорвавшиеся с тросов.

Тяжелая песня, наполненная космической тоской и ожиданием столь же бесконечного триумфа, окончилась. Прекратив спуск, Яна выключила проигрыватель и спрятала наушник в нагрудный карман: теперь любая помеха ее органам чувств может стать фатальной. Это тебе не беспомощно болтаться на канате, надеясь, что летучие мыши мирно спят.

Последние пятнадцать метров скользила в тишине. Только где-то чуть дальше по краю воронки из ломаной трубы тихонечко плескал мутный водопад, теряясь в полумраке.

Яна качнулась, зацепилась рифлеными подошвами за край подземного тоннеля, не раз выводившего ее внутрь. Оттолкнулась, раскачиваясь чуть сильнее, и на следующем рывке дотянулась до металлической пластины, выступавшей из стены. Пластины, уже не первый год носившей отпечатки ее пальцев.

Подтянув себя к темному пролому в срезе воронки, девушка шагнула на бетонный парапет, втягивая за собой хвост шнура. Отстегнулась, зафиксировала веревки вокруг ржавого рельса, как делала ранее. Включила мощный наплечный фонарь. И снова зарядила арбалет полнотелой титановой стрелой.

Впереди лежала тьма, неохотно поддающаяся лучу прожектора. Густая, наполненная отзвуками далекого эха и пульсирующей тишиной, когда подземный лабиринт замирал. Яна почувствовала, как предательски вспотели под перчатками ладони, как противно пересохло во рту.

– Погря, ну ты же кучу раз делала такое, – назидательно прошептала старшая сестра в ее голове, стараясь успокоить и поддержать. – Ради меня, сестренка, ты же понимаешь?

Она понимала. Прекрасно понимала.

Принцип на Циферблате один – кто сколько побегает и подсуетится, тот столько и получит.

Кто-то зарабатывает на жизнь, торгуя на блошиных рынках. Кто-то вкалывает рикшей, день и ночь набивая мозоли на пятках. Кто-то выращивает дряблые овощи или охотится на крыс, поставляя в магазины свежее мясо. Кто-то поставил на кон жизнь, пытаясь одолеть Лотерею. А она и ей подобные уходят под землю. В опасный и незнакомый мир парниковых, где все совсем иначе, а зазевавшегося ждет пуля или укол тазера.

Это ее выбор. Ее и Ленки, погибшей больше десяти лет назад…

Яна сверилась с самодельной картой, нанесенной на лист мягкого пластика люминесцентными красками. Спрятала за отворот куртки, двинулась вперед. С каждым новым шагом гнездившийся под землей гул становился все отчетливее, все жирнее.

Это забавлялись со своими высокотехнологичными игрушками молчуны, искренне полагающие, что живут полноценной жизнью. Пробивающие тоннели, проводящие новые линии подземного транспорта, строящие высокие дома и беспрестанно латающие бронированные Теплицы из полуживой массы активного наноорганизма. Активные и трудолюбивые, словно аквариумные хомячки, роющие ходы в горах древесных опилок или вьющие гнездышки из старых газет.

Но забавными эти «хомячки» кажутся только тем, кто никогда не сталкивался с Лотереей.

Остальным, кого та коснулась хоть краешком траурного одеяния, образ жизни нелюдей забавным или занятным не казался. Домашняя кошка и пустынный тигр тоже выглядят похожими существами. Но если первого ты бесстрашно впустишь в дом, позволяя мурлыкать подле ребенка и ловить грызунов, то второй безжалостно порвет твою глотку когтями, вылакав кровь до последней капли.

– Парниковые – не люди, – сказала в голове Погремушки ее мертвая сестра. – И все, что они делают, от штамповки выродков до охоты на обитателей Циферблата, права на существование не имеет.

– Я знаю, – беззвучно ответила ей Яна, поудобнее перехватывая арбалет и напряженно прислушиваясь, не заскребут ли по бетону тоннеля крысиные лапки. – Я помню…

Разрезая тьму лучом прожектора и постоянно сверяясь с тускло светящейся картой, девушка углубилась под накрытое стеклянными полусферами сердце запретного Новосибирска.

Поначалу Сорока даже не уразумел, что произошло.

Отстранившись от базарного гомона, умело и бездумно, как привык, перебирал выложенные на прилавок товары. Протирал тряпкой, старался расставить наиболее привлекательно с точки зрения подходивших покупателей. Водрузил на огонь кастрюльку, в которой заваривал бодрячок, подложил в печь пару свежих прессованных таблеток сухого горючего.