Фредерик Пол - Осада вечности

Затем они направились в помещение, где содержали Доков. Чудик, надувшись, вперевалочку вышагивал впереди. Хильда же размышляла о том, что методика допроса в принципе всегда одна и та же, будь то свидетель, преступник или космическое чудо-юдо. Чудик получил от нее одну небольшую уступку: Хильда пообещала, что выделит ему в компаньоны одну из Пэт. Зато в обмен заручилась его сотрудничеством по самым важным вопросам.

Хильда в душе надеялась, что и Марла Тепп вынесла для себя немало полезного. Было видно, что кадет нервничает. Впрочем, ничего удивительного — как можно сохранять спокойствие в присутствии невесть откуда взявшихся тигроиндюков. Правда, пока они еще не дошли до камеры Доков, Тепп как-то пыталась держаться. Но вот ее взгляду предстали оба великана, бледные, как всегда застывшие каменными изваяниями, и на мгновение самообладание оставило Марлу, уступив место выражению неприкрытого ужаса. В углу, как обычно, сидел врач, в чьи обязанности входило наблюдать за поведением инопланетян. Впрочем, наблюдать было особо нечего. Великаны стояли не шелохнувшись.

Испуг Марлы Тепп не укрылся и от Чудика. Пытаясь забраться на свой насест, он чирикнул:

— Не бойтесь, кадет Тепп. Они не причинят вам ничего плохого. Носильщики, смею заверить вас, в высшей степени разумная, высококультурная раса. К величайшему сожалению, мы были вынуждены их слегка модифицировать, зато теперь они способны действовать только в соответствии с нашими приказами. Вы окажете мне величайшую услугу, если поможете подняться на место. Я на грани полного изнеможения.

Было видно, что Тепп не решается, и Хильде ничего не оставалось, как поднять Чудика на его насест. Она никак не ожидала, что он окажется таким легким и горячим на ощупь.

Чудик ничего не сказал, а лишь посмотрел на ближайшего к нему Дока. В следующее мгновение тот задумчиво дотронулся до своей «пенопластовой» бороды, а затем быстро обернулся к дежурному врачу и деликатным движением взял у того из рук блокнот и карандаш.

Тепп издала сдавленный звук, затем процедила сквозь зубы:

— Прошу меня извинить, бригадир, — и бросилась вон из помещения.

Хильда поморщилась. Выходка помощницы неприятно ее удивила. Можно подумать, ей самой приятно вдыхать это зловоние. Но работа есть работа, так что будь добра держать себя в руках. Хильда шагнула поближе к Доку и принялась наблюдать за его быстрыми, точными движениями. Вскоре на бумаге появился чертеж, в котором без труда можно было узнать злополучное записывающее устройство.

Минут через двадцать, сжимая в руках первую партию чертежей, Хильда покинула помещение. Тепп ждала ее на улице, на свежем морозном воздухе.

— Все в порядке? — поинтересовалась Хильда.

— Да-да, спасибо. Я ужасно сожалею, но мне показалось, будто у меня начались месячные.

Хильда внимательно оглядела помощницу, и в душе ее зародилось подозрение. Наклонившись ниже к лицу Тепп, она принюхалась. Нет, такой запах ни с чем не спутаешь.

— У вас всегда бывает рвота в начале месячных?

— Нет, бригадир. У меня отличное здоровье. Возможно, я что-то не то съела…

— А по-моему, вас вырвало от одной только мысли, как можно дотронуться до этого уродца. Разве я не права?

Было видно, что Тепп готова сквозь землю провалиться от стыда.

— Да, мне неприятно… Право, я не хотела… Извините.

— Здесь одного «извините» явно маловато, — задумчиво произнесла Хильда.

— Нет, мэм, прошу вас. — Тепп явно не на шутку испугалась за свою дальнейшую карьеру. — Согласна, мне страшно на них смотреть, но это не помешает мне исполнять обязанности.

— А как, по-вашему, называется то, что только что произошло?

— Обещаю вам, это не повторится. Прошу вас, бригадир. Вы не представляете, что значит для меня возможность работать вместе с вами.

— Тогда садитесь в машину. Поведете вы, — отрезала Хильда. В некотором роде она была даже довольна. В конце концов, разве это не чисто американская черта — питать отвращение ко всему чужому? Да, но брать такую к себе в адъютанты?

Об этом еще стоит подумать. Всю обратную дорогу в Бюро Хильда не отрывала глаз от экрана с новостями. ООН в который раз пытается мутить воду. Съезд полицейских отмечает резкое падение числа террористических актов. Ничего интересного. Но Хильда продолжала читать сообщения информационного канала. А что оставалось? Разговаривать с Марлой Тепп ей не хотелось.

— Ну давай!

Даннерман едва ли не силой вытащил Пэт Эдкок из машины. Взятые на мушку каким-то субъектом в куртке с капюшоном, они молча встали рядом с сугробом. Оружие было Даннерману хорошо знакомо, так что мысль о сопротивлении его даже не посетила.

— Стойте смирно, — шепнул им Василий, — и не вздумайте ее испугать. Девка еще молодая, сдуру может сделать все что угодно.

Девка? Фигура в куртке выпрямилась, и из-под капюшона по плечам рассыпались длинные волосы — действительно женщина, вернее, еще совсем девушка. Ей на помощь появилась другая фигура— коренастая, явно мужская и тоже с ружьем. Мужчина что-то приказал по-украински. Стоявший рядом с Даннерманом Василий тихо простонал, попытался что-то возразить, но все-таки сдался.

— Он говорит, что вы должны немедленно снять верхнюю одежду.

— Здесь? — удивилась Пэт. — Но ведь мы же замерзнем.

— Придется, — проговорил Богдан, его английский почему-то заметно ухудшился, — я должен снять с вас оружие.

Неожиданно в руках у него появился пистолет.

Мерзнуть им не пришлось, хотя, если честно признаться, пока его ощупывали, пока забирали пистолет и радиопередатчик, зубы Даннермана выбивали чечетку. Только после этого им разрешили войти в дом, что одиноко стоял на унылом, обвеваемом всеми ветрами холме.

Внутри оказалось тепло, прямо-таки райский оазис посреди стужи и снега. Их провели в кухню, оборудованную — ну кто бы сказал! — по последнему слову техники, а оттуда в просторную гостиную с огромным окном во всю стену, настенным дисплеем и несколькими тренажерами, установленными прямо посреди дорогой мебели. Дорогой, но весьма старомодной. Что-то подобное наверняка можно было увидеть в домах дореволюционной аристократии. На столе возвышался огромных размеров самовар, а над ним — икона с изображением страстей какого-то мученика. В комнате находились еще один мужчина и одна женщина. Они тотчас заговорили с Богданом и Василием по-украински. И наконец, сама Розалина Арцыбашева. Правда, выглядела она совсем не так, как в тот раз в Нью-Йорке, когда Даннерман впервые увидел ее в одном из кабинетов Астрофизической обсерватории имени его покойного дядюшки. Увидев гостей, Розалина улыбнулась, хлопнув в ладоши, проговорила что-то на родном языке, а затем распростерла им навстречу руки.