Андрей Валентинов - Нам здесь жить. Тирмен

Через несколько лет все вроде бы стало на свои места. Объект жил, начали ходить поезда, в городе пустили метро. И только немногие знали, что – началось.

Вначале стала пропадать энергия – в огромных количествах и совершенно бесследно. Потом – газ. Затем – сверхъестественные аферы с авизо и банковскими счетами. Дальше – неуловимые «железнодорожники», быстро подмявшие под себя даже легендарных «тамбовцев» и «воркутинцев». Говорят, все началось с поездов: «воркутинцы», промышлявшие грабежом составов, стали пропадать один за другим при невыясненных обстоятельствах, когда пытались «накрыть» поезда, идущие на Объект или местного формирования. Корейчик, «воркутинский» пахан, приехал в город во главе своих самых лучших киллеров – и погиб сам, на квартире местной любовницы, утонув в ванне. С тех пор и пошло – «железнодорожники».

Но это были еще цветочки.

Год назад очумевшие от ужаса наследники Билла Гейтса установили, что уже не первый месяц их «ноу-хау» вовсю продаются на «черных» биржах Южной Азии. Вслед за «Майкрософтом» завыли директора «Дженерал Электрик», затем слитным хором – еще два десятка компаний.

А потом пошли лопаться банки – один за другим. Спасались лишь те, кто успевал уплатить «дань», откупившись от «продавцов секретов». Собственно, секретов больше не осталось. Не помогали ни хитроумные пароли, менявшиеся ежедневно, ни всесильное ФБР вкупе с Интерполом. След взяли – и взяли быстро, но след, как в свое время верно заметил Марк Твен, не вздернешь на виселицу.

Один из швейцарских банков тряхнул стариной, переведя документацию на бумагу. Дыроколы и скоросшиватели помогли – ровно на неделю.

Журналисты сходили с ума, толстые дядьки из МВД надували щеки, но кто-то самый ушлый – не Девятый ли?! – уже знал, в какую сторону смотреть.

Правда, смотреть – не значит видеть. Главной моей добычей стал слушок о том, будто среди «железнодорожников» завелся ясновидящий, пронзающий взглядом стальные стенки сейфов и считывающий пароли на лету. Слушок я передала своим боссам, после чего можно было смело расписываться в агентурном бессилии.

О пропаже энергии (тогда все это только-только начиналась) мы говорили с Сашей в последний вечер. Не по моей инициативе – начальство само велело расспросить «Паникера». Саша увлекся, начал что-то объяснять по поводу изменения (или искривления, не помню уже) реальности. Диктофон, спрятанный в кармане халата, неслышно крутился, я улыбалась…

…Саша, Саша! Неужели мне мучаться до конца дней? И смогу ли я доказать Там, куда доведется когда-нибудь попасть, что не я виновата в твоей крови? Мне позвонили, я схватила ключи от машины… Поздно!

…Кровь, залившая рубашку, новую рубашку, только что из прачечной, с наскоро пришитой пуговицей у левого запястья. В то утро он торопился и пришил пуговицу сам – не хотел меня будить…

Надо было заснуть. Сегодня я слишком быстро раскисла. Наверное, следовало испробовать привычную методику: лечь, закрыть глаза и пройтись по цепочке. Что плохо, отчего – и почему все это не так и страшно. Не страшно, что полгода от нее нет писем, не страшно, что позавчера была годовщина смерти Саши, и что если я не выполню «настоятельную просьбу» своих невидимых боссов, мне скорее всего никогда больше не увидеть мяч, катящийся по берегу моря…

Впрочем, если первое и второе изменить нельзя, то в части третьего – все в моих руках. Девятый прав: с трудным приказом, как малознакомым мужиком – следует переспать, и все станет ясно. Конечно, Девятый выразился не столь прямо. Но он прав, утро вечера… Если Девятому за семьдесят, если он много лет работает там же, где и я, знает ли он, кто и почему приказал убрать «Паникера»? А может, он не просто знает? Может, он сам…

…Нет, нет, все! Хватит! Утро вечера все-таки мудренее. Скорее заснуть, а там…

Звонок. В дверь – долгий, наглый. Рука тут же возжаждала пистолетную рукоять, и я с трудом заставила себя забыть о спящем в ящике стола браунинге. Да, нервы – ни к черту!

На часах – ровно полночь…

Хорошо новый день начинается!

Философский вопрос – одеваться или спрашивать «кто там?» – я решала недолго. Лучше спросить. Вдруг это соседи, у которых тоже лопнул стояк? Ну, а если нет, стрелять можно и в ночной рубашке – предварительно сходив в кабинет за браунингом.

– Кто?

Кажется, ледяного голоса не получилось. Каменного – тоже. Впрочем, у меня и не должно быть такого голоса. Бедную женщину тревожат в полночь-заполночь…

– Я…

Оставалось только моргнуть и прижаться к стене – если этот «я» все-таки начнет стрелять. Как бишь на такое принято отвечать? «Я? Да ты гонишь!»

– Госпожа старший следователь! Это я, следователь Изюмский.

Для того, чтобы объяснить ночное появление дуба на моей лестничной площадке, требовалась не моя голова, а по меньшей мере главный пентагоновский компьютер.

– Что случилось, Изюмский?

– Н-ничего…

Я так поразилась, что открыла дверь.

На дубе оказался зимний наряд в виде куртки «чукотка» и бобровой шапки. Рожа, к сожалению, осталась незачехленной.

Следовало вопросить «какого…» и так далее, но я ограничилась взглядом. Говорят, он у меня иногда бывает достаточно выразительным.

– Я… Докладаю, то есть докладоваю, госпожа старший следователь! Вычислили жмурика!

– Какого жмурика? – обалдело переспросила я, начиная догадываться.

– Стало быть, Трищенко он. Пидор, который. То есть лицо нетрадиционной…

– Вы что, за этим и заявились? – безнадежно поинтересовалась я.

Сил злиться не оставалось.

– Ну! Я ведь не знал, что вы так рано…

Тут я ощутила на теле нечто, почти материальное, и запоздало сообразила: на рубашку следовало все-таки накинуть халат! Не то чтобы дуб пялился, но и глаз, мерзавец, не прятал.

– Нечего меня рассматривать! – заявила я без особой злости. – Я вам, Изюмский, в бабушки гожусь!

Если бы этот дуб посмел улыбнуться… Но он не улыбнулся – хотя и взгляда не отвел. Почему-то вспомнился сальный взгляд гражданина Залесского. А может, я действительно зря комплексую? Ведь пялятся!

– Входите, Изюмский. Снег не забудьте стряхнуть.

Пока, следуя известной песне, дуб через дорогу (то бишь в данном случае, через порог) перебираться изволил, я размышляла: не предложить ли этому болвану кофе? Гость все-таки! Идея не прошла. Осудив себя за гнилой либерализм, я сбегала за халатом, мельком глянула в зеркало (кошмар, конечно, но…), а затем решила заняться племянничком всерьез.