Ольга Чигиринская - Шанс, в котором нет правил [черновик]

…Горная ведьма и горный воин. Достойная пара для хорошего танца.

Монах прянул вперед, нанося рубящий удар с проворотом снизу вверх; удар, от которого не спасает панцирь, потому что он нацелен между набедренниками в пах. Рука монаха была и тверда и верна, чувствовался большой опыт, движения отточены в упражнениях и закреплены в боях.

Но противник его человеком не был. И легко увернулся. После чего на бедро монаха обрушился посох, и бедняга снова завалился в снег.

У него не было ни единой возможности выиграть этот бой и выжить. У человека на краю поляны, вообще говоря, тоже. Но вдвоем… Вдвоем они, пожалуй, кое-что могли.

Бросок вперед, четыре скачка по снегу… Медленно. Где молодость, где былая прыть? Он занес было руку для удара — но демон уже знал, демон уже слышал — и демон даже не стал разворачиваться и бить посохом, а с силой ткнул им назад, почти не глядя.

Сознанием, почти распадающимся на части от боли, человек сумел оценить и силу, и меткость демона. Господин Фудзивара-но Корэмаса, бывший Великий Министр Хорикава, не терял зря времени в этих горах.

Посох пронзил человека почти насквозь. Сокрушил ребра, растерзал легкое и остановился под лопаткой.

— Что это тут у нас? — насмешливо протянул демон, легко удерживая жертву на шесте. — Неужто сам старик Самбасо пожаловал в гости?

Ловко перебрал руками, подтянул «улов» к себе и, придерживая шест подмышкой, снял с человека маску Самбасо, которую используют танцоры саругаку.

То, что он увидел под ней, было, по большому счету, тоже маской. Маской, сотканной самим временем. Но знающий человек легко угадал бы под ней настоящее лицо — оно совсем не изменилось.

— Ты? — изумился бывший министр Хорикава.

— Я, — ответил Абэ-но Сэймэй, хватая полудемона за плечи и рывком подтягивая к себе.

В груди снова разорвалось что-то. Сэймэй собрал остатки дыхания и крикнул монаху с нагинатой:

— Руби, копуша!

Надо отдать монаху должное: дважды кричать не пришлось.

Юный Фудзивара-но Митидзанэ не убил Куро сразу лишь потому, что был брезглив и не хотел обижать свой меч, закалывая врага сквозь доски отхожего места. Кроме того, самому бы пришлось заходить с подветренной стороны, обонять сельскую выгребную яму, носить этот запах в ноздрях еще час или два… Нет, лучше спокойно подождать, пока Куро выйдет и омоется.

Дверь скрипнула. Ёсицунэ покинул «место, сокрытое в снегах» и, подсвечивая себе коптящей плошкой жира, нашел место, где снег был чист; разбил тонкую корку наста, зачерпнул рыхлой влажной крупы и тщательно умыл руки.

Когда он наклонился зачерпнуть еще снега и умыть лицо, юный Фудзивара понял, что лучше момента не будет.

Наст предал его, хрустнув под ногой. Ёсицунэ, не тратя ни мгновения даже не то, чтобы утереть лицо, выхватил меч и ударил — на звук, вслепую.

Фудзивара не ожидал такой прыти от человека. Он очень быстро привык к тому, что люди движутся медленно и нелепо, даже когда нужно защищать свою жизнь. Митидзанэ подвело одно обстоятельство, которому он не придал значения, потому что не был воином. Он был меньше ростом и легче Ёсицунэ, и один-единственный принятый на клинок удар отбросил его в глубокий снег на несколько шагов.

В следующий раз он был осторожнее. Встретил удар, вернул его, рассмеялся. Конечно, Куро должен был быть чем-то особенным — разве иначе он смог бы одолеть Тайра? И кем пришлось бы считать Тайра, если с ними справился всего лишь человек? Бой пьянил, снег пьянил, связность мыслей пьянила втрое и Фудзивара не сразу понял, что часть этой счастливой легкости принадлежит не ему — там, наверху, мастер тоже вел бой.

Он отвлекся, потерял самую капельку времени, снежную крошку — вроде той, что сорвалась с подбородка Куро, когда он наносил удар.

Удивился, ощутив боль.

И упал в снег.

Куро тяжело опустился на колени рядом с ним.

— Ты очень силен для своих лет, — сказал он. — Но не умеешь обращаться с этой силой. Тебя заносит после твоих же ударов — и противник бьет в разрез.

«Зачем?» — подумал Митидзанэ, пытаясь дышать сквозь железо, снег и бурлящую в ране кровь. И вдруг понял — Куро говорит это просто чтобы говорить. Губы врага дрожали, как лепестки сливы под ударами метели.

— Что я несу, боги мои… Прости, если сможешь. Я не хотел тебя убивать. Не хотел убивать Тайра… и вообще никого. Зачем ты искал мести? Зачем пришел сюда?

Он выдернул меч из груди мальчика, очистил его снегом и, вытерев насухо краем платья, вложил в ножны.

Митидзанэ почувствовал, как начала затягиваться рана. И благодарил богов и духов за то, что встретил Хакуму. Если бы не учитель, если бы не посвящение, он бы лежал сейчас мертвым в снегу, а убийца его семьи ушел бы, горюя о том, что взял еще одну жизнь. Право же, странная манера, убивать и плакать по убитым. Можно еще песню написать. Но не в этот раз, не сейчас.

Мальчик встал. Верней, попытался встать. И не смог. Гора лежала на нем сверху. Большая, стылая, снежная, всем смерзшимся весом земли и деревьев.

Куро, не оглядываясь, ушел в амбар и унес с собой меч Митидзанэ. Это было плохо, потому что без меча он и с самим-то Куро не справится, где уж там с горой.

Он вспомнил монаха, который шел пить с Учителем вино. Мусасибо Бэнкэй. Тот самый, который задался целью собрать тысячу мечей.

Он и Куро этим заразил, что ли?

Мысли не хотели складываться в связки, рассыпались острыми льдинками.

«Учитель, — попросил он, — помогите, я не знаю, что делать».

Было стыдно звать на помощь, стыдно отвлекать, но он боялся, что не удержит гору, и тогда Хакума огорчится еще больше.

«Учитель…» — и тут он понял, чем на самом деле была гора. Пустотой на том месте, откуда смотрел Хакума.

Митидзанэ поднялся на четвереньки и пополз прочь от этого места. Пока Куро не прислал людей хоронить его. Отполз в темноту за сугробами, встал, поковылял прочь. Бежать пока не мог — дыра в груди и поврежденное сердце не давали. Куро рассек ему бок до самой грудины.

Нужно бы лечь и отдохнуть, а потом найти человека и выпить его… но вдруг учитель еще не совсем ушел? Вдруг он еще жив и нуждается в помощи?

И Куро поднимет тревогу, увидев, что «мертвец» исчез. А его головорезы будут только рады устроить охоту…

Нужно наверх, туда… может быть он успеет.

Холодный лес теснился на склоне, деревья вели себя не так, как обычно — хватали за одежду и царапали лицо, не хотели расступаться, как совсем недавно, когда он бежал вниз под гору.

Лес тоже обезумел от потери Учителя. И страх горел в зимнем воздухе: что если Учитель ушел совсем? Кто, кто мог сделать это с ним?

Споткнувшись о корень, который раньше покорно подставлялся ступенькой, Митидзанэ упал в снег лицом. Это падение немного отрезвило его: он понял, что торопиться уже совершенно некуда. Учитель безнадежно мертв, и единственное, что имеет смысл сейчас — это найти и покарать убийцу.