Сергей Беляев - Истребитель 2Z

— Звоночная кнопка здесь. Я не имел времени предупредить вас…

Обшивка на стене приподнялась, и оттуда выдвинулся стол, уставленный двумя приборами для завтрака. Лебедев поиронизировал:

— Не особенно удивили! Такие фокусы я видел на экране. Их любят описывать фантазирующие романисты.

— Это мой комфорт, — сухо сказал Штопаный Нос. — Садитесь и ешьте. Я тоже непрочь позавтракать. И я вам расскажу интересную историю.

Лебедев медлил с ответом: «Подходец, завуалированный любезностью… Кажется, этому франту что-то нужно от меня… В таком случае…»

Голос Лебедева спокоен и тверд:

— Я тоже привык к известному комфорту. Обычно я завтракаю с моим штурманом, товарищем Гуровым. Будьте любезны пригласить его сюда.

— Это невозможно.

— В таком случае я, во-первых, имею основания не доверять вашему заверению, что мой товарищ жив. Во-вторых, мне не хочется слушать ваши истории. В-третьих, завтракать с вами я не буду, и можете оставить меня в покое.

Лебедев отвернулся от стола, хотя и чувствовал основательный аппетит. Штопаный Нос нахмурился:

— Невозможно.

— Я не буду повторять моих требований, — сухо сказал Лебедев. — Я — ваш пленник. Мой револьвер вы предусмотрительно вынули. И сейчас физическая сила пока на вашей стороне.

Он сжал губы. Было жарко, и хотелось пить, но мысли Лебедева были остры и определенны: «Потерпим. На войне, как на войне».

Ему вспомнилась гражданская война, когда в борьбе с остатками банд басмачей пришлось в трехдневном переходе по пустыне оставаться отряду красных пограничников без воды, и как все-таки отряд зашел в тыл банде и разгромил ее. «Были дела у нас посерьезней», весело подумал Лебедев и стал молча наблюдать за своим противником.

Штопаный Нос сделал кислую гримасу:

— Если вы настаиваете…

— Настаиваю.

Холеная белая рука Штопаного Носа нажала кнопку звонка. Лебедев, не дожидаясь приглашения, сел на тахту.

«Нас, вероятно, уже хватились. Радисты наши, конечно, рыщут в эфире, слушают, ждут наших позывных… КЗ-9… КЗ-9… Нам придут на помощь… Нас освободят… Но и мы не должны сидеть сложа руки… Выяснить положение… И обдумать… Да…»

— Антон… милый…

В распахнувшуюся дверь буйно ворвался Гуров.

— Жив? Здоров? — крикнул он, бросившись к Лебедеву.

Тот вскочил с тахты, обнял друга.

— А ты? — воскликнул Лебедев.

Оба товарища поцеловались крепко. Лебедев схватил руку штурмана и несколько раз пожал ее. Тот взглянул ему в глаза пристально, и Лебедев понял, что штурман ждет распоряжений начальника. Лебедев же повернулся к Штопаному Носу:

— На первый раз пока все в порядке. Мы — в плену, Василий Павлович. Наш противник — вот он.

На столе появился третий прибор.

— Теперь я, так и быть, послушаю вашу историю, — произнес Лебедев, усаживаясь за стол. — Садись, товарищ штурман. Как дела?

Гуров придвинул к себе прибор поближе:

— Ничего особенного. Я выспался. Потом человек в таком же наряде, как этот господинчик…

— Может быть, вы прекратите этот разговор? — нетерпеливо прервал Штопаный Нос.

Лебедев улыбнулся, сказал иронически:

— Простите… Мы забыли о владельце этой каюты.

Медленно развертывая салфетку и засовывая угол ее за воротник гимнастерки, Лебедев любезно осведомился:

— Скажите, пожалуйста, что это за соус?

Штопаный Нос протянул Лебедеву соусник:

— Протертые крабы. Прошу. Здесь — рыба… Вот анчоусы. Они возбуждают аппетит.

— Нет, благодарю вас. Соленого и острого в жару не переношу, — еще раз улыбнулся Лебедев, накладывая на тарелку порцию отварной рыбы.

Гуров быстро взглянул на Лебедева и тоже положил себе рыбы, хотя ему хотелось попробовать анчоусов. Штопаный Нос взял в руку бутылку с вином:

— Ваш бокал!

Лебедев вежливо проговорил:

— Я не поклонник алкоголя. Он мешает вниманию… Если разрешите, я бы отдал сейчас предпочтенье газированной воде…

Он отхлебнул из бокала немножко, как бы с ленцой. Ему не хотелось показать, что он истосковался по воде. Отпил половину бокала, повернул лицо к Штопаному Носу:

— Теперь мы готовы слушать вас.

Штопаный Нос налил себе бокал прозрачно-розового вина:

— На каком языке мне начать? История рассказывалась мною когда-то на итальянском языке, потом на немецком. Внушительно можно бы рассказать на английском. Остроумно бы вышло на французском. Японский язык я знаю не блестяще. По-португальски — вы не поймете. Лучше я стану рассказывать на вашем родном языке.

Гуров заметил:

— Это самый лучший язык и самый понятный для всех.

— Тем более, что вы им достаточно хорошо владеете, — добавил Лебедев, принимаясь за рыбу.

Штопаный Нос задумчиво посмотрел на розовые искорки вина в своем бокале:

— Итак, что бы вы сказали, Лебедев, если бы в одно прекрасное время к вам явился молодой человек и заявил, что он разработал проект машины, истребляющей все, что ей попадется на пути?..

— Не знаю, — отозвался Лебедев, придвигая к себе судок с протертыми крабами.

— Вы не назвали бы его сумасшедшим?

Гуров вставил:

— Среди таких заявителей попадаются всякие.

— Но он не был сумасшедшим! — почти яростно вскрикнул Штопаный Нос.

— Кто же этот «он»? — вопросительно протянул Лебедев, невозмутимо наслаждаясь соусом, хотя в то же время он внимательнейше слушал, не упуская ни малейшей интонации в голосе собеседника.

— Человек, который хотел продать свое изобретение возможно дороже. Он создал проект машины, которая уничтожает все, превращаем живое в первобытную материю, в атомы, в ничто.

Штопаный Нос откинулся на спинку стула:

— Я пощадил, вас, чтобы вы сами убедились… Человек этот не был сумасшедшим. Это — инженер, химик. Он посвятил свою жизнь науке. Он думает, что наука должна помочь ему достигнуть величайшего господства над…

— Природой? — не утерпел сказать Гуров.

— Нет, над остальными людьми.

— Ага… Все остальное понятно, — усмехнулся Гуров.

Лебедев кивнул головой:

— Да, на принципиальную установку подобной машины у нас имеются существенные разногласия с этим человеком.

— Но все-таки она существует, эта машина. Я ее построил.

— Значит, этот человек — вы, Штопаный Нос? — тут Лебедев поперхнулся: — Простите…

— Не стесняйтесь. Я знаю кличку, которую вы дали мне. Во время химических опытов мне однажды попортило кожу лица. В результате — несколько безобразных шрамов. Но хирургия теперь довольно искусна. Остальное — дело протезной техники.

Штопаный Нос вынул что-то из кармана и, широко расставив пальцы, приложил ладонь к своему лицу. Лебедев и Гуров отшатнулись в изумлении. Лицо собеседника переменилось, как будто ему пришили новую голову. В правый глаз его теперь был вставлен щегольской монокль, а на месте вдавленного носа красовался правильный римский нос с горбинкой; на верхней губе пушились прекрасные каштановые усы.