Сергей Беляев - Истребитель 2Z

— Мне нужны были деньги. Я не намеревался благодетельствовать человечество. Меня прельщает мысль о моем могуществе, которое приближается.

— Ваша машина готова? — холодно и небрежно спросил Лебедев.

— Почти готова. Я ставлю последние проверочные опыты. Мой непобедимый истребитель будет приведен в боевую готовность, и тогда я стану могущественнее всех в мире.

Доев апельсин и аккуратно сложив салфетку, Лебедев посмотрел на товарища. Штурман не спускал глаз с Урландо. По первому указанию начальника он был готов на все. Лебедев вежливо обратился к Урландо:

— Завтрак превосходен. Теперь разрешите мне быть откровенным. Я сомневаюсь, синьор Урландо, чтобы вы стали могущественны.

Урландо сморщил губы:

— Вы говорите загадками.

— Нисколько. История ваша ясна. Со своей истребительной идеей вы сначала бросались то туда, то сюда. Одни вас принимали за сумасшедшего, у других попросту не было денег, так как вы просили, разумеется, немало. Да, кроме того, подобные машины в настоящее время не могут быть частной собственностью отдельного человека, будь он хотя бы архимиллиардер. Но вот о вашем проекте узнаёт фашистское командование, и оно покупает вас.

— Вы много знаете, Лебедев.

Но Лебедев отрицательно покачал головой:

— Уверяю вас, что до сегодня я ничего не знал. Но достаточно было ваших отрывочных намеков, чтобы каждый политически грамотный человек сообразил, как в действительности обстоит дело, и дал бы ему единственно правильную оценку.

Урландо усмехнулся:

— Это ваше личное мнение?

На усмешку противника Лебедев твердо сказал:

— Да нет яге. Любой большевик вам так скажет. Ну, хорошо, я — член Всесоюзной коммунистической партии большевиков, партиец. Но вот рядом со мной сидит непартийный большевик, молодой наш штурман. Я умолкаю. Пусть теперь говорит товарищ Гуров.

Штурман серьезно и строго посмотрел на Урландо:

— Синьор, вы никогда не станете могущественным. Наглее станет только ваш хозяин — фашизм. Вы — только слепое орудие в его руках, исполнитель его страшной программы — истребления всего прогрессивного человечества. Лишь только вы, как подрядчик, сдадите хозяину свою машину, вы станете для фашистских заправил неудобным, и от вас постараются избавиться. От политики вы не спрячетесь даже на дне океана.

Урландо вскочил в бешенстве:

— А я докажу вам!

Он хлопнул в ладоши. Стол с остатками завтрака исчез. В комнату вошли четыре рослых человека. Урландо что-то приказал им на языке, которого не поняли ни Лебедев, ни Гуров. Люди грубо схватили их за руки. Лебедев насмешливо крикнул:

— Таково ваше доказательство?

Гуров презрительно прищурился на Урландо:

— Фашистский десерт к завтраку?

Урландо закусил губу, потом быстро сказал:

— Я докажу вам мое могущество. Штурман отправится к себе. Вы, Лебедев, останетесь здесь. Будете дожидаться.

Двое людей, выворачивая руки, бросили Лебедева лицом на тахту. Когда он вскочил, в комнате уже никого не было. Лампа в плафоне начала уменьшать свою яркость.

Лебедев сжал кулаки:

— Ну, погодите!.. Расчет после…

За город на праздник авиации ехали всем заводом. Были мобилизованы все грузовики заводского автотранспорта.

Инженеры тоже все собирались на праздник. Валентина Михайловна приготовила мужу новый костюм, собственноручно прикрепила к нему старую награду Груздева — орден Трудового Красного Знамени. Груздев надел пиджак, подошел к зеркалу, крикнул:

— Валя, Лика, куда девали старый пиджак?

Он отвинтил от старого лацкана ворошиловский значок и, невзирая на протесты жены, начал перочинным ножиком буравить новый лацкан. Прикрепил значок рядом с орденом, чуть пониже. Опять посмотрелся в зеркало, понравился сам себе. Лика заметила отцу:

— Папа, ты боевой!

Над праздничным полем резвились быстрые самолеты. Они свечой взлетали к редким облакам, вертелись там в фигурных «петлях» и «бочках» высшего пилотажа. Валентина Михайловна ахала. Из рупоров летела музыка. Веселый голос конферансье в перерыве между двумя маршами предупредил:

— Сейчас звено самолетов поздравит публику с праздником.

За перелеском послышалось рычание мотора. Почти над головами зрителей прогудели три быстроходные машины.

— Бреющий полет! — задохнулся восторгом Голованов. — Лика, смотри, как низко… Вот искусники!

Рядом вскрикнула от неожиданности Валентина Михайловна:

— Что такое?

Голованов поспешно сдернул фуражку, вертел головой, поднимался на цыпочки, хохотал:

— Духами опрыскали… Вот так поздравили! Ура-а…

Сверху падал душистый дождь.

Валентина Михайловна вытерла лицо кружевным платочком, вдохнула аромат душистых капель искусственного дождя, лившего из трех самолетных распылителей, безошибочно определила:

— «Крымская роза». Какая прелесть!

В парадном марше на центральную площадку вышли бесконечной вереницей юные авиамоделисты, построились. Вот запели горны, и торжественно ударил оркестр:

И тогда сотни моделей, легких авиаптиц, взлетели вверх, закружились, плавно качаясь в воздухе, и двинулись вдоль аэродрома мимо зрителей. Сотни тысяч людей крикнули:

— Ура!

Груздев тоже кричал «ура» и не сразу почувствовал, что Голованов вцепился в его руку:

— Владимир Федорович, а ведь вот она где… Впрочем, я вам после расскажу… Вы только наблюдайте.

Потом с разноцветными парашютами спускались парашютистки, а веселый голос смеялся из рупоров:

— Холостяки, не зевайте, любуйтесь, как самые красивые девушки в мире спускаются к вам с советского неба…

…Голованов почему-то не любовался парашютами, похожими на нарядные одуванчики, а пристально смотрел вдаль, где за рекой над перелеском кружилась большая авиамодель и никак не хотела приземлиться.

И даже в авто, возвращаясь с Груздевым в город, Голованов сидел молча. Валентина Михайловна щебетала, довольная:

— Знаешь, Лика, теперь все вернутся домой, надушенные «Крымской розой».

На следующий день Голованов был в мастерской раньше всех. Когда же пришел Груздев, он сказал:

— А у меня мыслишка, Владимир Федорович…

Они уединились в кабинете инженера. Голованов, к удивлению Груздева, запер дверь на ключ. Почему-то Груздеву в тот момент вспомнился Лебедев. Затем Груздев забыл обо всем и перестал удивляться. А карандаш Голованова все бегал по бумаге, вычерчивая несложную модель простейшего самолета:

— Если неприятель залезет на такой потолок, что его из зенитки не достанешь, — тогда как быть? — шопотом спрашивал Голованов. — Даром снаряды тратить? Трескотню разводить? А у меня мыслишка… Если бы к модели приладить крохотный моторчик, а модель бы с хорошей начинкой…