Клиффорд Саймак - Миры Клиффорда Саймака. Книга 11

С улицы в комнату пробирались приглушенные звуки — скорбное мычание коровы, пасшейся вдалеке, близкий собачий лай, заполошное кудахтанье курицы. Музыкальные деревья по-прежнему молчали: они начнут настраиваться ближе к вечеру. Хотелось бы знать, подумал он, будут ли они сегодня исполнять новую композицию. В последнее время их было очень много. Он бы предпочел, чтобы это была не одна из тех экспериментальных пьес, которыми они с недавних пор увлеклись. Так много других композиций, старых и любимых. Похоже, сказал он себе, их музыка стала ухудшаться с тех пор, как два самых старых дерева начали умирать. Ветки сохли и обламывались, и с каждой весной листва становится все реже. Правда, в роще выросли молодые побеги. В том-то, возможно, и дело.

Джейсон поднял руку и обеспокоенно пригладил пальцем усы. В тысячный раз он пожалел, что понятия не имеет о том, как ухаживать за деревьями. Он, разумеется, читал кое-какие книги, но нет никакой уверенности, что уход за музыкальными деревьями как за земными принесет желаемый результат.

Он обернулся, услышав тихие шаги робота Тэтчера.

— Что такое, Тэтчер?

— Пришел мистер Гораций Красное Облако, сэр.

— Но Гораций на севере. В стране дикого риса.

— Похоже, сэр, племя перекочевало. Они стоят лагерем ниже по реке, как раньше. Они собираются восстановить старые поля и следующей весной их засеять.

— Ты разговаривал с ним?

— Сэр, — сказал Тэтчер, — он мой старый знакомый; естественно, мы немного потолковали. Он принес мешок риса.

— Надеюсь, Тэтчер, ты его поблагодарил.

— Разумеется, поблагодарил, сэр.

— Тебе следовало привести его сюда.

— Он сказал, что не хочет мешать вам, сэр, если вы заняты.

— Я никогда по-настоящему не занят. Ты это прекрасно знаешь.

— Тогда, — сказал Тэтчер, — я попрошу его войти. Джейсон поднялся, обошел стол и остановился в ожидании друга. Как давно это было, подумал он, — года четыре или пять назад… пять, никак не меньше. Он тогда пришел в лагерь прощаться и, после того как индейцы расселись в каноэ, долго стоял на засыпанном галькой берегу и смотрел, как длинная вереница лодок быстро поднимается вверх по реке, как вспыхивают на солнце мокрые лопасти весел.

Красное Облако был одного возраста с Джейсоном, но выглядел моложе. Походка его была упруга, как у юноши. В черных волосах ни намека на седину; ровно посередине их разделял пробор, и двумя тяжелыми косами они спадали на грудь. Лицо обветренное, но совершенно без морщин, за исключением крошечной сеточки у глаз. Он был одет в рубашку и гетры из оленьей кожи, на ногах — мокасины. Рука, протянутая Джейсону, крупная, огрубевшая, с короткими, толстыми пальцами.

— Много времени прошло, Гораций, — сказал Джейсон. — Я рад тебя видеть.

— Ты единственный, — сказал Красное Облако, — кто по-прежнему зовет меня Гораций.

— А что, мне называть тебя вождем? Или Облаком? Или, может, Красным?

Красное Облако усмехнулся:

— В твоих устах, Джейсон, «Гораций» звучит замечательно. Мы с тобой вместе были молоды. Ты, конечно, помнишь. И это имя напоминает те времена, когда мы вдвоем бродили по лесам. Мы сделали себе надрезы на запястьях и соединили их, чтобы наша кровь смешалась. Или, по крайней мере, мы думали, что она смешается. Я в этом сильно сомневаюсь, что, однако, совершенно неважно. Важнее символ.

— Я помню, — сказал Джейсон. — Помню тот первый день, когда твое племя спустилось в лодках по реке и вы увидели, что из нашей трубы идет дым. Вы все, вся ваша братия, дружно ринулись вверх по склону узнать, что тут, и тогда впервые и вы, и живущие в этом доме люди узнали, что они не одни на свете, что остался кто-то еще.

— Мы разожгли на поляне большие костры, — продолжил Красное Облако, — забили быка или двух и устроили празднество. Мы взялись за руки и плясали вокруг костров с криками и пением. Твой дед, светлая ему память, выкатил бочонок виски, и мы все довольно сильно напились.

— Тогда-то мы с тобой впервые и встретились, — сказал Джейсон. — Два молодых побега, желавшие показать себя миру, — да только никого не было, чтобы на них посмотреть. Мы сразу же понравились друг другу. Мы вместе охотились, ловили рыбу, бродили по холмам. И бегали за девушками.

— И, насколько мне помнится, некоторых поймали, — произнес Красное Облако.

— Их было нетрудно поймать, — ответил Джейсон. Они постояли, молча глядя друг на друга, затем Джейсон сказал:

— Присядем. Нам нужно о многом поговорить.

Красное Облако сел в кресло, Джейсон взял другое и развернул его, чтобы видеть лицо друга.

— Сколько времени прошло? — спросил он.

— Шесть лет.

— Вы только что прибыли?

— Неделю назад, — сказал Красное Облако. — Мы покинули северные земли, собрав урожай дикого риса. Мы не торопились. Останавливались, если находили хорошее место для лагеря, бездельничали и охотились. Несколько наших молодых людей отвели лошадей к западу от реки, они останутся там, пока лед не окрепнет. Когда станет холоднее, мы перейдем на другой берег и будем охотиться на буйволов и дикий скот и заготовлять мясо на зиму. Вчера ночью явился гонец и сказал, что в прериях их очень много.

Джейсон нахмурился:

— Говоришь, неделю. Тебе не следовало ждать так долго. Если тебе самому было некогда, послал бы гонца. Я бы пришел тебя повидать.

— Время бежит быстро. Было много дел. Мы пытаемся привести в порядок земли под посевы. Поля сильно заросли. У нас кончилась кукуруза, и мы по ней изголодались. Пытались выращивать ее там на севере, но теплое время года оказалось слишком коротко. Посеяли поздно, ее побило морозом. Собрали несколько побуревших початков, вот и все.

— У нас есть кукуруза, — сказал Джейсон. — Большой запас. Смолота и готова. Я сегодня же пошлю вам кукурузы. Что вам еще нужно — ветчина, яйца, мука? У нас хорошая пшеничная мука. Гораздо больше, чем нам требуется. Ткань, если вам надо. Шерсть была хорошая, ткацкий станок поработал на славу.

— Джейсон, я пришел к тебе не попрошайничать…

— Я знаю. Мы много лет обменивались то одним, то другим. Сколько мяса и рыбы, да ягод, да прочего вы отправляли нам в прошлом! Тэтчер говорит, ты принес риса…

— Ладно, — сказал Красное Облако. — Ты не станешь возражать против мяса буйвола, когда мы закончим охоту?

— Нисколько, — ответил Джейсон.

— А как насчет того, чтобы отправиться на охоту вместе с нами?

— С превеликим удовольствием.

— Хорошо! Это будет, как в былые времена. Остальные пусть работают, а мы с тобой будем сидеть у костра, беседовать и есть самые нежные куски.

— Вы живете хорошей жизнью, Гораций.

— Думаю, да. Было много путей, мы могли выбирать. Мы могли осесть на земле. Поселились бы где-нибудь в хорошем месте, заняли хорошие поля и засеяли их и собрали бы себе домашний скот. Мы могли стать хорошими фермерами — однако не стали. Мы вернулись к старому образу жизни. Каждый из нас в глубине души мечтал о нем. Нас тянуло обратно. Мы слышали зов. Наши предки вели такую жизнь тысячи лет. А мы всего несколько сотен лет жили той жизнью, которую установил белый человек, и это были далеко не лучшие годы. Мы так и не приспособились, не смогли. С облегчением все это бросили и вернулись к цветам, деревьям, облакам, к временам года с любой погодой, к бегущей воде, к обитателям лесов и прерий, чтобы снова сделать их частью себя, более, чем когда-либо раньше. Кое-чему научились от белых людей, мы не можем этого отрицать, — и были бы глупцами, если б не научились. И воспользовались тем, что переняли у белого человека, чтобы сделать прежний образ жизни еще лучше. Иногда я задумываюсь, правильный ли выбор мы сделали, и вижу осенний лист — один только лист — или слышу журчание бегущего в лесу ручейка, или чувствую запах леса, и понимаю, что не ошиблись. Мы вернулись к земле, соединились с холмами и потоками, и так оно и должно быть. Именно для такой жизни мы созданы. Вернулись не к старой племенной идее, но к образу жизни. Сначала были сугубо лесным племенем, но сейчас уже не только. Возможно, мы просто индейцы. У племен, живущих на западных равнинах, мы переняли вигвам из кожи и одежду, а также умение обращаться с лошадьми. Однако по-прежнему делаем каноэ из бересты, собираем дикий рис и кленовый сахар. Это хорошая жизнь. Мы с тобой, дружище, ощутили жизнь — я в своем вигваме, ты в этом каменном доме. Ты ни разу не отправлялся к звездам и, возможно, будешь счастлив, если никогда и не отправишься. Я полагаю, другим там нравится.