Лента Ососкова - История первая: Письмо Великого Князя

На поляне базы орали офицеры-соседи, строя свои роты и что-то им втолковывая. Ох, ну и буйные попались, хоть бы их услали поскорее…

Небо было чистым, ни самолёта, ни облачка — благодать! Рано начали желтеть листья деревьев, поверив холодным ночам, но днём по-прежнему было жарко, словно осень ленилась вступать в свои права насовсем, уступая светлую часть суток лету. Солнце прочно угнездилось над самой кромкой леса, и Заболотин с грустью подумал, что до темноты ещё далеко, не отдохнёшь по-настоящему. Правда, когда на войне вообще можно было отдохнуть?

— Ну, наконец-то, — выпрямился и обернулся капитан Аркилов, до этого через плечо глядящий, как связист записывает сообщение «сверху».

— Как позвали, так пришёл, — сдержанно ответил Заболотин, пробегая глазами торопливые закорючки скорописи, затем протянул руку за вторыми наушниками с микрофоном. Ну, раз требуют командира батальона, придётся отвечать.

— Заместитель командира батальона капитан Заболотин слушает, — дождавшись паузы, доложил он.

— А командир где, господин капитан? — на удивление терпеливым голосом спросил «центральный».

— Командир батальона подполковник Женич в госпитале, — отрапортовал Заболотин, размышляя, где же слышал этот голос.

— А, конечно. Я сообщил о ситуации с дивизией генерал-майора Равелецкого связисту. Ваш батальон требуется на участке… — пока «центральный» диктовал координаты квадрата, Заболотин потянулся за картой и разложил её перед собой. Далековато… Вслушиваясь в слова задания, капитан с тяжёлым вздохом осознал, что ждут их городские бои…

— … Завтра вечером прибудут вертолёты. Вопросы? — окончил «центральный».

— Вас понял. Ждём вертолётов и дальнейших распоряжений, — коротко ответил Заболотин.

— Отлично, — в голосе говорившего промелькнула странная гордость, словно ответ капитана был целиком и полностью личной заслугой «центрального», и связь прекратилась. А голос…

Ну конечно, голос знаком. Это же Нестор Сергеевич Щавель, один из любимых учителей Заболотина в «офицерке». Боже, как это давно было… уже с трудом узнаёшь. Почти шесть долгих лет назад.

В наступившей тишине капитан позволил себе с чувством выругаться. После этого стало чуть легче.

— И вечный бой, покой нам только снится…

— Не вижу романтики, — уведомил Аркилов.

— Я тоже, — грустно согласился Заболотин. — Идёмте, надо оповестить солдат, чтобы назавтра были уже полностью готовы. Эй, где там Казанцев, голова его садовая?!

— Я здесь, ваше высокоблагородие, — отозвался Казанцев, заглядывая в штаб. — Распоряжения?

— Распоряжения… — проворчал Заболотин. — Командирам рот передай, что завтра вечером за нами прибудут вертушки, вытащат из этой дыры и засунут совсем в… другую дыру.

— Есть, ваше высокоблагородие!

Казанцев исчез, и Заболотин повернулся к Аркилову:

— Не могли бы вы кратко проинструктировать командиров рот? Хотя… давайте Малуеву объясню я. Вы — остальным.

Аркилов без дальнейших вопросов тоже вышел. Заболотин ещё раз прочитал записанные связистом указания, вздохнул и отправился объяснять Боре, что относительно спокойной жизни, отгороженной от внешнего мира хитроумным минным полем, близится скорое завершение. Снова марши, перестрелки и засады — чаще всего, безо всякой базы за спиной.

Боря выслушал спокойно и торжественно произнёс:

— Прощайте, чудные деньки на тихой базе, мне будет вас не хватать.

Стоило ему это произнести, как неподалеку послышался пронзительный голос одного из соседей-офицеров, пытающихся кого-то из своих бойцов сподвигнуть на путешествие за водой. Единственный проход сквозь охраняющее их покой минное поле — старая, размытая множеством дождей сельская дорога, у которой регулярно, по очереди дежурили. Чтобы добраться по ней до воды, надо было делать громадный крюк, который занимал не меньше получаса, — а значит, по дороге предстояло обычно трястись все два, рискуя влететь в засаду выринейцев. Разумеется, пока вода не кончалась совсем, желающих за ней отправиться бойцов днём с огнём было не сыскать!

— Про тишину я фигурально, — печально и шумно вздохнул Малуев.

— Я понял, — не сдержал улыбки Заболотин, слушая выкрики одного из своих офицеров, пытающегося собрать всю роту. Ему активно возражали, что построение необязательно. Громче всех звучал голос Котомина, но прислушавшись, Заболотин разобрал, что Алексей-то как раз собирает свой взвод, разве что не пинками.

— Мы тоже не самые тихие соседи. Ну, иди, твои, я надеюсь, соберутся несколько быстрее, — кивнул Малуеву капитан и направился к более-менее начавшей строиться роте.

— А ну повзводно построиться, пока я никого в наряд не отправил! Две минуты на исполнение и о выполнении доложить! — строго гаркнул Заболотин, подходя. Все сразу же быстро задвигались, и не прошло и минуты, как рота застыла перед ним во всей красе, изрядно тусклой и грязной после долгих маршей.

Кивком головы показав, что докладывать не надо, сам всё видит, Заболотин внимательно оглядел солдат и уже спокойнее произнёс:

— Ну, здравствуйте, бойцы.

— Здра… желаем… ваше… родие! — бодрым хором отозвалась рота.

— Глотки драть будете как-нибудь после. А пока слушайте все: завтра мы покидаем эту навкину дыру. Чтобы отправится совсем уж в… в общем, совсем к навке на болото. Дивизия Равелецкого в окружении, и нам это кольцо придется порвать на тряпочки, чтобы вывести дивизию оттуда. Завтра вечером… нет, днём все должны быть в полной готовности. За нами прибудут вертолёты. Всё ясно?

— А почему на вертолётах? Мы же не десантники… и не двухсотые… — подал голос кто-то из фельдфебелей. Вчерашние глупые мальчишки, что они тут забыли, кто их сюда запихнул…

— УБОН должна уметь две вещи: окапываться в чистом поле и путешествовать по воздуху! Без первого помрёшь, не дослужившися до прапора, без второго по нашей необъятной Родине просто не попутешествуешь! — ответил Котомин, весело сверкая глазами. — И не по нашей Родине тоже!

Фельдфебель стушевался и больше так ничего и не спросил.

— Значит, вопросов нет. Отлично. Тогда попробуйте завтра сказать, что не поняли, поэтому не подготовились! — оборвал разговоры Заболотин, развернулся и ушёл. За его спиной суетились прапорщики.

Неподалёку собирались другие роты, и кто с руганью, кто с шутками примирялись с грядущим заданием. Так всегда на войне: спорить можешь, сколько влезет, но приказ всё равно выполнишь. Потому что ты солдат, и единственным проявлением твоей доброй воли была подача рапорта с просьбой перевестись на фронт. После этого тебе остаётся только выслушивать приказы, а если командуешь людьми — то ещё и думать, как выполнить приказ с наименьшими потерями. Именно этим Заболотин и собирался сейчас заняться: «медитировать» над приблизительным планом действий.