Лента Ососкова - История первая: Письмо Великого Князя

… Когда Заболотин, ёжась и позёвывая, вылез из палатки, лагерь уже начинал потихоньку шевелиться. От соседей не осталось ни следа, если не считать следом несколько бутылок водки, оставленных в знак дружбы. Знак этот, конечно, оценили, но не успели оприходовать — явился капитан и велел убрать до какого-нибудь экстренного случая. Причем проследил за этим лично — знал, что стоит отвернуться, как хотя бы одна бутылка таинственным образом отрастит себе лапки или крылья и исчезнет, чтобы оказаться потом у кого-то в личных вещах. В лапки и крылья Заболотину было сложно поверить, но конечный результат перелёта бутылки в сочетании с честными-честными глазами солдат всё же заставлял принять этот факт к сведению. Так что теперь Заболотин с подарка не спускал глаз, пока не убедился, что больше ничего бутылкам отрастить себе не удастся.

Бойцы приуныли и нехотя принялись собираться. У них было навалом времени до обеда, и Заболотин отрядил всё-таки несколько человек за водой — на случай.

Изредка Заболотин ловил себя на мысли, что сравнивает себя с Женичем и напряжённо думает, правильно ли поступает, так ли сделал бы старый подполковник. Без Женича было боязно: ведь теперь он, капитан Заболотин, в ответе не только за свою роту, но и за весь УБОН.

Батальон свернул лагерь удивительно быстро — солнце не успело заметно склониться в сторону горизонта, как стали появляться перед Заболотиным ординарцы штабс-капитанов с докладами: такая-то рота собрана, такая-то рота готова. В общей кутерьме не участвовали только несколько штабных офицеров, за исключением Аркилова — тот наравне с Заболотиным проверял состояние батальона.

Мельком помянув в уме Серёжу, своего покойного ординарца, Заболотин заставил себя забыть обо всём — кроме сбора батальона.

Когда по рации поступил сигнал, а далеко впереди зарокотали вертушки, батальон был уже полностью собран.

— С Богом, — вздохнул Заболотин, когда пилоты вертушек сообщили, что готовы принимать пассажиров. В последний момент рядом с капитаном объявился Индеец и с независимым видом устроился в недрах вертолёта вместе с офицером.

Признаться, Заболотин о своём юном убийце почти не вспоминал, не до того стало: ему передали, наконец, пакет с приказом и с объяснением положения вещей. И теперь офицер сидел, вчитываясь в каждое слово, и пытался предсказать хотя бы часть испытаний, ожидающих батальон впереди, на востоке. Вертолёт сделал крюк над лесом, повернулся хвостом к солнцу и полетел прочь.

… Заболотин-Забольский проснулся и огляделся по сторонам. Судя по еле заметному ощущению крена, самолёт заворачивал на посадку. Мрачный Сиф тоже не спал, глядя в иллюминатор. Внизу их ждал Забол.

— Нас ожидает торжественная встреча в столице, — предупредил Иосиф Кириллович, который, судя по всему, за весь полёт не сомкнул глаз.

— Тогда, Краюхи, как положено: я «а ля дипломат», вы шугаете взглядами толпу, — кивнул близнецам Заболотин. Краюхины ухмыльнулись, синхронно кивнули в ответ. За улыбками пряталась полная собранность. Как и раньше — снайпер всегда начеку.

Сиф не отрывал взгляда от иллюминатора — всё время, пока самолёт шёл на снижение. Он уже забыл о вопросах и ответах — прошлое оказалось сильнее.

Что ты там пытаешься разглядеть, Сиф? Давно заросший холм-курган, искривлённая сосенка на котором за шесть лет вымахала, наверное, большим деревом? Давно уже отстроенный город, который ты когда-то любил и считал центром мира?.. Или, может, излучину реки с полуразрушенным городком, который вы обороняли сутки, пока не пришла рота «Встречающих»? Ведь там, куда вас перебросили вертолёты, батальон распался на отдельные подразделения, координируемые Заболотиным и Аркиловым. Это был ваш первый бой там…

Хотя нет, вряд ли ты будешь вспоминать этот бой. Ведь тогда как раз провалилась твоя последняя, пятая попытка убить Заболотина, верно? Конец — конец всего, как ты тогда думал. Неужели будешь вспоминать это? Может, оттого что на самом деле провал стал не концом всего, а только началом…

Непросто выглядеть самим собой, когда ни о чём думать не можешь… Ползать, стрелять — и всё время ловить взглядом ненавистное лицо. И думать, что остался всего один, последний шанс обрести свободу. Свободу от этого странного офицера, который вздумал отчего-то поменять ему жизнь.

Сможешь обрести свободу? Убить, глядя прямо ему в глаза?

Не сможешь — тогда просто пусти себе пулю в лоб. Потому что это навкино противостояние длиться вечно не может. Ты сдохнешь без «песка». Не будет того, кому дал слово, — не будет и самого слова.

Ты докажешь, что ты сильный.

Только не тем, что выживешь. А тем, что он — не выживет. Тот, кто принёс войну в твой мир, вместе с остальными взрослыми.

Ты справишься. И победишь не только этого офицера, но и свои колебания. Глупые колебания.

«Я его убью», — твёрдо думал Сивый, нервно стискивая запасной магазин. А потом глядел на мужчину, который сидел так, чтобы прикрыть в случае чего его, своего убийцу, и решимость пропадала. Этот офицер вёл себя не так, как положено врагу. Не так, чтобы можно было легко его застрелить.

Необходимость выбора достигла своего пика случайно и неожиданно. Выринейцы — волей-неволей оказавшись на чьей-то одной стороне, Сивый научился различать, кто есть кто, — попытались силой, прямой атакой выбить с окраины города русских, заставить их отступить в центр. Завязался ожесточённый бой — русским отступление было не с руки. Выбираться из города стало бы слишком сложно.

… Так вышло случайно, и Сивый потом так и не сумел понять, как. Просто в какой-то момент они оказались вшестером, безо всех остальных: четыре выринейца, Сивый и офицер.

— Драпай, дурень, — толкнул вбок Сивого капитан, короткой очередью перечёркивая одного из противников. Сивый торопливо менял некстати кончившийся магазин автомата — винтовка уже давно куда-то потерялась.

— Да драпай, — зашипел снова мужчина. — Потом поменяешь! Догони ребят — они тебя защитят.

Сивый прекрасно осознал вдруг всю невыгодность положения офицера. Следующей очередью его прибьют. Но не прибьют самого Сивого, которого мужчина прикрывает собой. Прикрывает — зная, что у самого нету шансов выжить.

Надо просто подождать — и всё. Или даже уйти — не выживет этот человек, невозможно это.

Но это не станет точкой в их противостоянии. Осознанной.

И ты всегда будешь колебаться, вспоминать этого офицера.

Мальчик-Шакал, который по-прежнему причислял себя к Шакальей стаи, не задумываясь, что делает, перекатом выскочил из-за прикрывающей спины мужчины, вдавил курок и не отпускал уже до тех пор, пока не прекратились ответные выстрелы, потому что мёртвые уже не могли ответить — да и почему-то не могли они попасть по мальчишке. Только тогда Сивый встал, трясущимися руками принялся менять магазин, вынутый из разгрузочного жилета, который на нём держался только чудом — настолько был велик. Как и броник.