(Алексрома) Ромаданов - маргаритА и мастеР

- Ну как? Замофил? - спросила она с набитым ртом.

- Да иди ты! - отмахнулся я. - Лучше мне, бабы, водки налейте!

- Какие мы тебе бабы?! - возмутилась хозяйка. - Мы мирно пашущие советские женщины!

- А с вами я и вовсе не знаком, - сказал я, вырывая у нее из рук запотевшую бутылку "Русской".

- Вот хам! - возмутилась она. - Когда лапать меня лез, имени не спрашивал!

- Он к тебе лез?! - окаменела Анна.

- Конечно, за сиськи дергал, как телушку! - пожаловалась хозяйка.

Я раскрыл рот, чтобы дать достойный ответ, но тут получил от Анны смачную звонкую оплеуху.

- Ты чо? - удивился я.

Анна ничего не ответила. Она сидела строгая и бледная. Я с удивлением ее рассматривал, как первую женщину, давшую мне по роже. Мне хотелось сообразить, что ответить, но мысли в голову не шли. В голове было пусто и звенело. Особенно меня удивило то, что я не успел поставить блок. Всегда в фильмах удивлялся, как мужики пропускают простецкий удар, а тут сам под него залетел и среагировать не успел. Наверно подсознательно в мужике зашито, что бить женщину неэтично, а может христианство со своей второй щекой на мозги мужского населения так фатально накапало. Надо вспомнить, масульман пощечинами врачуют их женщины востока? А хотя они у них дисциплинированные, за пощечину им могут все что угодно припаять. Значит все же христианство, а не дурацкое джентельменство.

- Да ладно вам, как дети! - сказала хозяйка. - Давайте лучше за знакомство выпьем. Меня Тоней зовут.

Она разлила и мы выпили, молча и не чокаясь. И в тишине закусили солеными помидорами.

- Ой, кажется, милиционер родился! - нарушила молчание Тоня.

Анна не сдержалась и прыснула от смеха, многозначительно на меня глянув.

- С хозяйкой мы познакомились, а вас как зовут, девушка? - обратился я к ней, - Фамилию я вашу уже знаю, впрочем, - я попытался применить излюбленный прием следователся.

- Между прочим, это фамилия мужа, - ответила Анна, смягчаясь. - Так что она ни о чем не говорит.

- А имя? - спросил я ее.

- И имя, - серьезно ответила она. - Имен может быть тоже энное количество. В детстве меня, например, родители Анютой звали. Во дворе Нюсей и Анкой дразнили. А один придурок в институте Нюрой называл. Еще Нюша - есть имячко такое...

- Ну и что? - не понял я.

- Да то. Тебя как зовут, ты считаешь?

- Ну, Михаил, - неохотно ответил я.

- А может... ой! - закрыла рот рукой, вспохватившись, Тоня.

- Чего?! - не понял я.

- А может, ты Мойша на самом деле? - подмигнула Анна Тоне. - Или Майкл?

- А может, Мигель? - поддержала ее Тоня.

- Да ну вас, девки! - разлил я по очередной стопке. Не пойму, к чему вы клоните.

- Да к тому, - сказала Анна. - Никому ведь не придет в голову сказать "Архангел Мишка" или "Мойша косолапый"! Вот и получается, что имена эти разные.

- Ну и что? - не на шутку удивился я.

- А то, что раз у тебя имена все разные, значит, настоящего имени и вовсе нет!

- Хм... - задумался я.

- А раз у человека настоящего имени нет, он может сам себе любое имя взять, какое понравится. Или ему другие новое имя дадут.

- Как это? - усомнился я.

- А вот так это. Кличку дадут. Тебя, например, Мастером назвали.

- Ну, назвали, и что с того...

- А то! Это многое меняет, между прочим. Вот, например, сосед за стенкой этот несчастный. Жил себе спокойно. Преображенский и Преображенский... Мало ли Преображенских? Но он к тому же еще и профессор. Профессор Преображенский... Знакомо звучит?

- И точно! - встряла Тоня. - Я фильм смотрела...

- Вот видите, - продолжила Анна. - Вот живет профессор Преображенский... Таких профессоров Преображенских, как он, тоже, наверное, не мало. Живет этот профессор Преображенский и ни о чем таком особо не помышляет, пока к нему не устраивается домработницей некая Зиночка...

- Уй, - всплеснула руками Тоня, - а я-то думала, где я тебя видела?!

- Ну и вот, - невозмутимо повествовала Анна, устраивается к нему на работу Зиночка, потом приносит с улицы бездомного щенка Шарика...

- Кажется, я начинаю врубаться! - заявил я.

16. Журфикс

Я проснулся посреди ночи от холода и увидел, что лежу голый на кровати. Я повернулся направо и уткнулся носом в пухлую женскую грудь, повернулся налево - разглядел в темноте белую обнаженную спину. А, ну да, это Анечка с Тонечкой... Кажется, мы накануне изрядно наклюкались. Помню, сидели за столом, болтали о чем-то, потом ругались, потом песни пели, потом... Потом я, кажись, уснул за столом, а дальше не помню все равно как выключателем в мозгу щелкнули и сознание отключили. Бошка болит, а тут еще музыку за стенкой крутят. Что-то знакомое... О, вспомнил! Увертюра рок-оперы "Иисус Христос - супер-стар". И чего не спится людям?!

И вдруг до меня дошло: музыка доносилась из-за той стенки, где была квартира профессора! Что за черт... Я растолкал Анну.

- Что, пора? - спросила она, сладко потягиваясь.

- Куда пора? - удивился я, но тут же сообразил, что это она со сна так говорит - приснилось ей, наверное, что собирается куда-то. - Слышишь, музыка играет?

Она, ничего не ответив, проворно соскочила с кровати и быстро оделась.

- Чего сидишь, как пень? - сказала она небрежно, как мужу, с которым прожила много лет. - Портки надевай!

- Зачем?

- За тем, чтобы фужеры елдой со стола не сбивать как слон в фарфорной лавке!

- Какие еще фужеры? - удивился я. Но брюки все же натянул.

- На фуршет пойдем - нас позвали.

- Кто?

- Кто-то... - недовольно проворчала Анна. Разговорчики в строю. А эту здесь оставим, пусть поспит бедная женщина, - она заботливо накрыла Антонину одеялом.

Мы вышли на лестничную площадку и позвонили в соседнюю дверь под номером 50. Я, конечно, виду не подал, но был весьма изумлен: с той стороны двери щелкнули замки, и на пороге перед нами предстал сам профессор Преображенский. Он был теперь не в хирургической робе, а во вполне изящном лазоревом халате и турецких туфлях с загнутыми носами. Вид у него был странноватый - дореволюционно-интеллигентский.

- Милости прошу, - расшаркался он перед нами, театрально отставляя в сторону руку с бокалом мелкопузырчатого шампанского.

- Рад вас видеть в полном здравии, - пробурчал я в тон ему.

- Я, как всякий персонаж, неистребим, - весело воскликнул профессор. Он был слегка навеселе.

Мы прошли в гостиную - в ней плечом к плечу толпилось человек 50 народу. Одеты они были довольно-таки пестро: один был в белой мантии с красной подкладкой, другой - в кальсонах, третий - в голубом хитоне. А один упитанный мужик в сером летнем костюме отличался от остальных тем, что голова у него была не на шее, как у всех, а в полусогнутой руке на уровне груди. Когда он говорил, окружающим приходилось из вежливости наклоняться к этой его смешной голове. На лице его были сверхъестественно большие очки в черной роговой оправе, а на лысине - шляпа пирожком.