(Алексрома) Ромаданов - Звезды над нами

Осознав эту страшную истину, я вновь обрел четкую память и увидел, что стою на краю центральной площади Углова. Более того, я вспомнил во всех деталях, как очутился на этом месте и все, что этому предшествовало... О, Боже, за что мне такое наказание?! Разве может порхающая на солнечной поляне бабочка отвечать за дремавшего в темном коконе червя?! Бабочке даже проще: ее никто не спутает с червем, а я унаследовал от одиозного Сизова его тело, внешность, голос и даже отпечатки пальцев! Как мне теперь доказать людям, что я не бездушный убийца, а тот самыймессия, который призван спасти мир от гибели?! Для всех остальных я тот же Сергей Сизов, и что я могу представить в доказательства своей невиновности? С души ведь нельзя снять отпечаток как с пальцев.

"Я не убивал!" - заплакал я, представив, как наутро найдут забросанный тряпками труп, а рядом с ним - брошеный чемодан Сизова, и будут разыскивать свидетелей, показывая людям фотографию с моим лицом. Когда меня, наконец, найдут и арестуют, что я представлю в свое оправдание? Гороскоп? Если даже и поверят в мою искренность, то отправят на психиатрическую экспертизу, а что я скажу искушенным в своем деле эскулапам? Что я - космический мессия, зачатый звездами в теле Сизова-убийцы? В лучшем случае меня ждет психушка с диагнозом "мания величия". О, ужас, что делать?! В поиске ответа я обратил взор к звездам, но вместо

путеводного света мне полетели в глаза колкие белые мухи, и я почувствовал себя потерявшимся в лесу ребенком.

Поразмыслив, как мне быть, я решил пока что отправиться к старому надежному приятелю Сизова Мишке Палкину. Несмотря на поздний час, окна квартиры Палкина были ярко освещены. "Наверное, пишет", - подумал я, вспомнив, что Мишка в последние два года стал серьезно заниматься живописью. И точно: дверь открыл сам Мишка в замазанном красками синем рабочем халате.

- А-а, привет, сколько лет сколько зим! - радостно закричал он, раздвигая руки как для объятий, но в то же время отодвигаясь назад. - Обнял бы тебя, но, сам видишь, весь в разноцветном дерьме, смотри не вляпайся!

- А ты что, всегда по ночам работаешь? - спросил я, снимая в прихожей пальто.

- Сегодня просто натурщица Надюша задержалась - никак детей спать уложить не могла. Да ты проходи, присаживайся, а я, с твоего позволения, закончу.

Я зашел в комнату и увидел в ближнем ее конце мальберт, а в дальнем, всего в трех метрах, - стоящую на четвереньках задом к художнику обнаженную женщину пышных форм. Переведя взгляд на мольберт, я увидел на нем холст, на котором был размашисто намазан маслом розово-желтый квадрат с закругленными краями и вертикальной коричневой полосой посередине. Я скосил на Мишку вопросительный взгляд, мол, что бы это значило?!

- Картина называется "Окно в Европу", - спокойно пояснил Мишка, щедро накладывая на холст краску.

- Э-э... - проснувшийся во мне Сизов, вернее, то, что от него осталось, хотел было отпустить по этому поводу похабную остроту, но я тут же осадил его и промолчал.

- Что ты говоришь? - спросил Мишка, не поворачивая головы.

- Нет, ничего, кхе-кхе, - откашлялся я.

- Скоро там? - недовольно поинтересовалась Надюша, поеживаясь голым задом. - У тебя тут, Палкин, сквозняки - мне в щель задувает!

- Сейчас, сейчас, еще парочка штрихов, - прищурился Мишка на свое творение.

Минут через пять он закончил и Надюша, одевшись на кухне, ушла, даже не удостоив взглядом художественную интерпретацию своей натуры.

- Ну что, палкой выгнали из дома? - спросил Мишка, кивая на мой синяк.

- Не в этом дело...

- А в чем?

- Как бы тебе объяснить... В общем, считай, что я начал новую жизнь.

- В который раз, старик? - серьезно спросил Мишка, вдумчиво вытирая пестрые руки тряпкой.

- Представь себе, в первый, - так же серьезно ответил я.

- Тогда давай за твой день рождения! - достал он из бара бутылку грузинского коньяка.

- Давай, - охотно согласился я.

- У тебя теперь, может, и имя другое? - весело поинтересовался Мишка, зажевывая коньяк горбушкой черного хлеба.

- Да, другое, - подтвердил я, - меня теперь зовут Зоровавель.

- Любопытно, - пристально посмотрел на меня Мишка, замечая, что я не шучу. - Откуда такое ангельское имя?

- Я с ним родился, - многозначительно ответил я.

- Однако... - в мишкином взгляде сверкнула задорная подозрительность. - Во всяком случае, звучит слишком протокольно, поэтому я буду звать тебя Зоро, как в детстве. Помнишь, игра была такая в честного бандита?

- Как тебе угодно, - пожал я плечами.

- Вот и ладушки! - Мишка одобрительно хлопнул меня по плечу, но тут же спросил. - Нет, старик, а если серьезно?

- Серьезней не бывает, - засмеялся я.

- Ну ладно, Зоро, так Зоро, - сдался Мишка, - шут с тобой! Сейчас саньки придут на "смотрины"...

- Кто-то? - в свою очередь глянул я на Мишку недоуменно.

- Ну... в Питере митьки, а у нас в Углове саньки - группа художников такая, называется по имени основоположника Саньки Куряева. Держи картуз, - протянул он мне фуражку железнодорожника, только без кокарды.

- Зачем?

- Это у нас атрибут такой, одевай, чтобы лишних вопросов не было.

- И что, саньки только по ночам в гости ходят? - спросил я, нахлобучивая на затылок тесную фуражку.

- Да нет же, только когда "смотрины" - это когда "братва" на "погляд" собирается.

- Объяснил! - рассмеялся я.

- Короче, обычай у нас такой: когда кто-нибудь из саньков новую картину напишет, остальные к нему в час ночи ее смотреть приходят. Это называется "когда час пробьет", - растолковал Мишка.

К часу ночи и правда собрались саньки: четыре парня и три девушки, причем все парни были в картузах, а девушки - в туго повязанных вокруг головы ситцевых косынках с узлом на затылке. Все они, да и я тоже, с нетерпением ждали назначенного часа, искоса поглядывая на накрытый черной тряпицей мольберт с новоиспеченным шедевром. Наконец, час пробил, и Мишка торжественно возвестил: "Явление угловского Христа народу"! С этими словами он сорвал с холста тряпицу, обнажая свое творение, и свету предстало полотно с изображенным на нем длиннющей очередью, в самом начале которой дородная бабуля выталкивала круглой грудью из ряда тупо скучающих в ожидании неизвестно чего граждан немощного человечка в белой хламиде до пят и с жидким ореолом над макушкой. Изо рта бабули выдувался радужный мыльный пузырь со словами "Вас здесь не стояло!".

- Мощная идея, - достаточно серьезно заметил кто-то.

- А за чем очередь? - взволнованно спросил я Мишку.

- Спроси уж прямо, старик, "что дают?", - заржал он в ответ.

- А все же? - настаивал я.

- Ну, скажем... - замялся Мишка, очевидно, соображая, как бы поэффектнее сострить.

- За помидорами, - подсказала ему высокая девушка в алой косынке с выбивающимися из-под нее ржаными кудряшками.