Василий Сахаров - Кубанская Конфедерация

— Нет, камрады, от меня нового названия не ждите. Вариантов в голове крутится много, а выбрать что‑то определённое, конкретное пока не могу. Может, не станем кораблю название менять?

— Надо, — за всех ответил капитан нашего фрегата гвардии майор Скоков. — Завтра мы в свой первый рейд уйдём, так что новое название просто необходимо.

— Тогда предлагай.

— Ну, давайте назовём «Диктатор».

— Намёк на Симакова?

— Нет.

— Тогда с чего такое название?

— Будем свою волю на Средиземном море диктовать.

— С одним‑то фрегатом и БДК, на котором только половина экипажа? Нет, что‑то не очень…

— Тогда «Рейдер», «Мститель», «Черноморец», «Охотник» или «Конфедерат».

— Предлагаю сделать так: сейчас каждый возьмёт по три небольших листка бумаги и на каждом напишет по названию, которые кажутся ему наиболее подходящими. После эти бумажки кинем в шапку, и какое вытянем, такое название и будет. Устраивает?

Мне в ответ раздалось одобрительное гудение. Мы расписали то, что нам по нраву, и началась забава. В обычную армейскую шерстяную шапочку камуфляжной расцветки полетело восемнадцать бумажек — по три от меня, Скокова, Лиды, Игнача, Крепыша и Кума. Я слегка встряхнул её и выбрал листок бумаги. Прочитал и объявил результат:

— С этого момента вольный фрегат «Ираклион» переименовывается в «Ветрогон».

— Ура‑а‑а! — нестройно поддержали новое название командиры.

— Кто это придумал?

— Моё название, — отозвалась Лида Белая, которая в гардеробе адмирала Папастратоса обнаружила несколько комплектов женских вещей своего размера и теперь радует нас красотой оголённых плеч, не скрываемых отлично пошитым вечерним платьем.

— Хорошее название, — одобряю я.

Сегодня после тяжёлых, насыщенных учёбой и работой дней у нас был первый выходной. Личный состав отряда отдыхал на основной палубе и делал шашлык на берегу, а мы, командиры, собрались на последний перед боевым походом совет для обсуждения самых разных дел нашего отряда.

После того как наша маленькая эскадра из двух кораблей — фрегата «Ираклион» и безымянного БДК с номером 49 покинула Родос, мы направились к берегам Турции. Пересекли пролив между островом и материком, высадили наёмников Бурова, пожелали Каре и его бойцам удачи и полным ходом направились в сторону Кикладских островов.

На этом архипелаге, насколько мы знали, постоянно находилось несколько наблюдательных постов Критской оперативной группировки Альянса. Мне было необходимо, чтобы средиземноморцы нас заметили и сообщили своему начальству о нашем курсе. Мы торопились, и вечером 24 марта наши корабли были обнаружены. Вражеские адмиралы должны были подумать, что мы стремимся проскочить Дарданеллы и пробиться в Чёрное море, и, судя по тому, как развивались дальнейшие события, именно так они и решили.

И вот пока Критская и Измирская эскадры, точнее, те немногочисленные корабли, которые не ушли в Чёрное море, мчались в сторону Дарданелл и прочёсывали Эгейское море, мы, как только наступила ночь, резко повернули на запад. Шли полным ходом и, проскочив пролив между Грецией и островом Китира, вышли из зоны, где нас могли бы искать. Дальше было осторожное блуждание вдоль берегов полуострова Пелопоннес в поисках тихой бухты, и вскоре она нашлась, небольшая, уютная гавань в самом конце Коринфского залива.

Бойцы нашей абордажной партии и разумный пёс Лихой прочесали весь берег вдоль и поперёк. Людей рядом не обнаружили, всё вокруг заросло лесом и кустарником, и признаков того, что в этих местах кто‑то бывает, практически никаких. Единственное, что нашли, — это несколько кострищ двухлетней давности на недалеких городских развалинах, два десятка ржавых стреляных гильз от М‑16, разрушенное стойбище одичавших людей, видимо уведённых в рабство средиземноморцами, и всё. В общем, войска Альянса здесь бывали, ничего интересного не обнаружили, ушли и назад не возвращались, так что гавань нам подошла, и эскадра остановилась в этом месте на двадцать три дня.

Бездельничать и почивать на лаврах было нельзя, и у нас сразу же начались тяжёлые, изматывающие трудовые будни. Где‑то в Чёрном море и на побережье Конфедерации кипели жаркие схватки, лилась кровь, умирали люди и горели города, а мы находились в относительной безопасности и должны были как можно скорее снова выйти в море. Однако для этого требовалось освоить новое для большинства из нас дело — постичь морскую науку, овладеть новыми военными специальностями, и мы учились по четырнадцать часов в день.

Поначалу обучение шло довольно плохо. Но не боги горшки обжигают, и практика великая вещь. Так что уже через три недели оба наших корабля совершили несколько учебных проходов по Коринфскому заливу, которые прошли без всякой помощи пленных моряков Альянса. И после этих манёвров Скоков и я решили, что теперь мы готовы к самостоятельному походу, так что завтра нас снова ожидает простор Средиземноморья.

Однако боевой поход начнётся только завтра, а сегодня у нас был отдых и последний военный совет. Большинство вопросов уже и так были решены, времени для этого было предостаточно. Но всегда есть что‑то, о чём стоило переговорить ещё раз, и кроме того, каждый вечер в 22.00 мы получали пакет информации из дома, а для нас это значило очень много. Как итог — у командиров выработался уже целый ритуал: вечерний совет, чай, новости из дома и только после них отбой.

— Ну что, камрады, — вновь окинув своих боевых товарищей отеческим взором, я решил продолжить наше заседание, — раз с новым названием определились, перейдём к другим вопросам. Кум, — я вопросительно посмотрел на связиста, который пару недель назад передал командование гвардейцами Крепышу и теперь возглавлял БЧ‑4, — что с радарами?

— После последнего ремонта и модернизации на фрегате поставили AN/SPY‑1, а он изначально не на этот тип судна предназначен. Из‑за этого местный древний БИУС порой глючит и передача данных на орудийные системы не всегда хорошо проходит.

— Это проблема?

— Нет. — Кум отрицательно помотал головой. — По меркам флота Альянса наш фрегат один из самых боеспособных, а радарное наведение артиллерийского огня как таковое у них уже давно не используется, так что для нас это вспомогательный фактор и не более того. Сами понимаете, — командир БЧ‑4 посмотрел на собравшихся, — уцелевшие со времён Чёрного Трёхлетия корабли столько раз перестраивались и модернизировались, что исходной комплектации ни на одном нет, и то, что у нас работает РЛС да два компьютера ещё пашут, это уже само по себе маленькое чудо.

— Отрегулировать или улучшить работу системы можешь?

— Как? — Он развёл руками. — Здесь электронщик нужен и человек, который хорошо разбирается в компьютерной технике и программах. У нас такого нет, и среди пленников тоже. Всё, что могу гарантировать, — это то, что РЛС фрегата сможет чётко контролировать зону в двадцать четыре мили, а по максимуму — семьдесят две, но это уже приблизительно и ненадёжно.